Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета?

Что касается поведения толпы при входе (точнее, въезде!) Иисуса в Иерусалим, оно вполне объяснимо. Евангелист явно считает, что толпа приветствует Иисуса как царя. Вряд ли дело обстояло именно так: Иисус публично не объявлял себя помазанным царём, в народе его таковым не считали (Мк 8:27–28), а своим ученикам Иисус даже запретил вести подобные разговоры (Мк 8:30; см. выше главу 10). Поэтому более вероятен другой расклад: паломники в толпе пели обычные гимны и гимнами же их встречали. Скажем, «Благословен грядущий во имя Господне!» (Пс 117:26)— строки из псалма, которым часто приветствовали паломников, входящих в Иерусалим. Не исключено, однако, что отдельные восторженные поклонники Иисуса, не относившиеся к его ближайшим ученикам, оказали ему более восторженную встречу: они надеялись, что знаменитый проповедник и экзорцист из аристократической фамилии и станет в итоге помазанным царём.

Судя по всему, сам Иисус не собирался обставлять свой вход в Иерусалим как особо торжественный. Последующие христианские авторы, однако, постарались добавить подробностей, которые подчеркнули бы незаурядность события. Уже Марк делает некоторые подобные попытки (необъезженный осёл, восторги толпы), а следующий за ним Матфей создаёт нечто экзотическое. Матфей считал — без достаточных на то оснований, — что въезд Иисуса на осле в иудейскую столицу был исполнением древнего пророчества Захарии: «Скажите дочери Сиона: вот, царь твой грядёт к тебе кроткий, сидя на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах 9:9; см. Мф 21:5). Поэтому Матфей не только ввёл пророчество Захарии в текст, но и откровенно перестарался, пытаясь исправить текст Марка, подогнать его под пророчество: Иисус у него садится уже не на одного осла, как все нормальные люди, а сразу на двух (Мф 21:2, 7)! (Евангелист ошибочно полагал, что «ослица и молодой осёл» — это два разных животных, тогда как на самом деле Захария лишь пользовался литературным приёмом параллелизма.) Эта акробатика создала серьёзные затруднения для последующих христианских комментаторов, которые пытались понять, как Иисус ехал на двух ослах сразу: возможно, поверх двух ослов был сооружён трон? Или он восседал на одном осле, а другого просто вёл рядом? И зачем вообще всё это шоу? Другие предлагали толковать текст аллегорически: «Прямой смысл представляет нам или нечто невозможное, или нечто соблазнительное. Поэтому перенесёмся к более возвышенному, чтобы уразуметь: ходящая под ярмом ослица — есть синагога, а ослёнок, игривый и свободный, — это народы языческие, на которых воссел Иисус...» (Иероним).

К счастью, историку нет нужды в подобных толкованиях: филологический анализ показывает, что Матфей перерабатывает лишь свидетельство Марка, а у Марка говорится об одном осле.

Придя в город, Иисус, естественно, направился в Храм — место, которое считалось местом обитания самого Бога. Согласно Марку, там произошло нечто примечательное:

Иисус, войдя в Храм, начал выгонять продающих и покупающих в Храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронёс через Храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: «Не написано ли: дом Мой домом молитвы наречётся для всех народов? А вы сделали его вертепом разбойников!»

Услышали это книжники и первосвященники, и искали, как бы погубить его, ибо боялись его, потому что весь народ удивлялся учению его.

Для понимания этой сцены следует знать, что иерусалимский Храм был устроен по принципу концентрических кругов, в центре которых находилось самое сакральное место — Святое Святых (в него имел право входить только первосвященник, да и то лишь раз в год, в День Искупления). По мере удаления от него святость уменьшалась: двор священников был менее свят, двор (мужчин) — израильтян — ещё менее, двор женщин (израильтянок) — ещё менее, двор язычников — ещё менее (см. Мишна, «Келим» 1:6–9). Действие Мк 11:15–18 происходит во внешнем дворе, то есть дворе язычников, который имел минимальную степень святости на всей храмовой территории, в нём осуществляли необходимые для функционирования культа торговые операции: купля-продажа животных для жертвоприношений и обмен денег (греческая и римская валюта менялась на еврейскую). Язычников как таковых здесь было мало: в основном сюда набивались израильтяне, которым не хватило места внутри.

Некоторые учёные считают описание в Мк 11:15–18 неправдоподобным: представим себе большой двор, полный продавцов и покупателей, а также охраняемый храмовой стражей и римскими солдатами, — неужели Иисусу и в самом деле удалось бы сделать в этой ситуации хоть что-нибудь? Продавцы не стали бы спокойно смотреть, как их столы опрокидывают: они вытолкали бы Иисуса сами, или же Иисус был бы арестован на месте охранниками. Однако у четвёртого евангелиста есть независимое описание той же сцены (хотя он по богословским соображениям передвинул её к началу проповеди Иисуса; Ин 2:13–22), а значит, она не выдумана Марком. Кроме того, вряд ли христиане сфабриковали бы эпизод, в котором Иисус хоть как-то использовал бы силу: подобные выдумки не были характерны для раннего христианства. Поэтому, скорее всего, евангелист просто преувеличивает масштабы инцидента. Можно предположить, что Иисус не устроил массовый погром, а перевернул лишь один-два стола, после чего произнёс обличение. Охрана же не вмешалась потому, что никакой потасовки не было.

Но что означали действия Иисуса? Здесь учёные расходятся во мнениях. Не считая (сомнительного) варианта, что Иисус просто погорячился и вспылил при виде заоблачных цен, в науке существуют два основных подхода (плюс бесчисленные попытки их совместить).

• Первый вариант: Иисус ничего не имел против храмового культа как такового, но хотел реформировать существующие в нём порядки. Возможно, Иисус имел в виду новую концепцию ритуальной чистоты или считал неправедными какие-то действия священников или торговцев.

• Второй вариант: Иисус символическим образом предсказал гибель Храму. Возможно, он имел в виду, что при полном наступлении Царства Божьего Бог заменит старый Храм новым. Или он считал, что социально-экономическая система, сложившаяся вокруг Храма, насквозь неправедна, не подлежит реформированию, а потому у Храма нет будущего. Или Иисус хотел учредить новый культ взамен храмового (тайная вечеря!).

Наш подход опирается на две посылки. Во-первых, в отличие от многих исследователей мы считаем, что понять эту сцену без библейских цитат, которые приводит Иисус в Евангелии от Марка, невозможно: слишком много получается возможных вариантов. Во-вторых, предпочтение отдаётся тем объяснениям, при которых Иисус не занимает слишком уж радикальную по отношению к иудаизму позицию. Ибо, как мы уже видели в предыдущих главах, учение Иисуса, хотя и было во многом неординарно, всё же не предполагало ни нарушения заповедей Торы, ни принципиальных расхождений с современным ему иудаизмом.