Джон Стотт - Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик

Такое стремление к лучшим социальным структурам заменяет (во многих современных экуменических кругах) стремление обращать отдельных людей к Богу; провозглашение Евангелия вытесняется неким диалогом между христианами и неверующими, в котором они участвуют на равных правах, делятся своими мыслями и находят общее решение. «Я был бы рад, — пишет д–р Дейвис, — если бы само слово „обращение" ушло из христианского обихода». Диалог же, который он предпочитает проповеди, оказывается одновременно трудным и опасным. «Вступая в диалог с буддистом, — пишет он, — и вступая в него открыто, я должен признать, что результат этого диалога предсказать невозможно ни для меня, ни для него. Буддист может признать Иисуса Христа своим Господом, но может случиться и так, что я признаю авторитет Будды, а может, оба мы просто станем агностиками».

Точно так же д–р Эрик Рутл и в своем Комментарии на книгу Джона Пеллоу «Бетонная деревня» («The Concrete Village»), где описывается его служение в восточном районе Лондона, писал (в журнале «British Weekly» за ноябрь 1967): «Ранние его книги все написаны в ключе традиционного миссионерского служения, когда церковь „давала" и „спасала" и распространяла духовное богатство. Эта книга написана в ключе современного миссионерства, когда церковь становится сетью реальных отношений между христианами и такими же реальными людьми, живущими неподалеку. Не „у нас есть то, что вам нужно! Придите и возьмите!", а „вот мой дар, а вот твой; давай сложим их вместе и посмотрим, что получится"». Еще более поразительно то, что д–р И. Эдмунд Перри, профессор истории и религии из Северо–Западного университета (Чикаго), в ноябре 1965 года заявил Американскому методистскому совету по благовестию: «Терпеть не могу разговоров о личном спасении. Христианство — это общественное понятие» [132].

Эти формы тезиса и антитезиса, хотя и являются противоположностями, тем не менее похожи друг на друга тем, что в обеих содержится элемент фарисейства. Ибо и та и другая сторона сообщаются с миром весьма ограниченно, однобоко, не так, как призваны к этому христиане.

То евангельское христианство, которое поглощено лишь спасением отдельных человеческих душ, не является подлинно евангельским. Это так, потому что такой подход трудно назвать библейским. Такие люди забывают, что Бог сотворил не бесплотные души, но существа, соединяющие в себе душу и тело, которые были названы людьми. Люди, кроме того, являются еще и общественными существами, и Бог заботится не только об их отношениях с Самим Собой и их вечной судьбе, но и об их телах и их обществе. Поэтому подлинно христианская любовь будет заботиться о людях, как о людях, стремясь служить им и не пренебрегая ни душой ради тела, ни телом ради души. Вообще–то, раньше евангельские христиане обычно не сторонились общественной деятельности или даже, при необходимости, деятельности политической. Пожалуй, образцами таких деятелей в Англии XIX века могут служить Уильям Уилберфорс, чья неустанная работа привела к отмене работорговли, а потом и к отмене самого рабства, и Энтони Эшли Купер, седьмой граф Шэфтсберийский, разработавший особые законы с целью улучшить условия труда углекопов и трубочистов на фабриках и рудниках. Мы уже видели, как ярко выделялось сострадание Христа к изгоям на темном фоне фарисейского безразличия. Сегодня среди нас тоже есть люди, от которых отшатывается общество — наркоманы, алкоголики, душевнобольные и старики — и которым необходимо то, что называется «полноценной заботой». Их нужды призывают евангельских христиан смело экспериментировать, пытаясь балансированно сочетать любовь, евангельскую истину и практическое служение.

Тот экуменизм, что поглощен исключительно вопросами социальной справедливости в своей борьбе за уничтожение расовой дискриминации, голода, нищеты и военного насилия, к сожалению, забывает христианскую истину, гласящую: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников»(1 Тим. 1:15),атакже Его четкое и ясное повеление, данное церкви: проповедовать покаяние и прощение грехов всем народам (Лк. 24:47). Кроме того, многие из богословских основ экуменизма являются, мягко говоря, крайне сомнительными.

Доктор У. Виссер'т Хуфт, бывший генеральный секретарь Всемирного совета церквей, сделал следующее замечательное заявление в Уппсале, в июле 1968 года, о взаимоотношениях между двумя христианскими задачами: «Что касается заметного трения между вертикальным толкованием Евангелия — как относящегося, прежде всего, к Божьему делу спасения в жизни отдельных людей — и его горизонтальным толкованием — как относящегося, прежде всего, к межчеловеческим отношениям в мире, — мне кажется, нам нужно перестать постоянно колебаться между этими двумя крайностями… Христианство, утратившее свое вертикальное измерение, утратило с ним и свою соленость и стало не только безвкусным само по себе, но и бесполезным для мира. Но христианство, которое использует вертикальное измерение как предлог уклониться от исполнения своей обязанности в обычной жизни людей, есть прямое отрицание Воплощения, отрицание Божьей любви к миру, явленной во Христе». И снова: «Нам должно быть ясно, что те члены церкви, которые на деле отрицают свою ответственность перед нуждающимися в любой части мира, так же повинны в ереси, как и те, кто отвергает то или иное учение христианской веры» [133].

4. Перечисляя примеры фарисейской отстраненности от мира в жизни современной церкви, мы уже упомянули о праведном самодовольстве, о монашеской самопоглощенности и затворничестве и о чрезмерном упоре либо на благовестие, либо на социальную деятельность — одно за счёт другого. Однако четвертой и, пожалуй, самой распространенной причиной нашей отстраненности от дел и забот мира является наша собственная лень, наш собственный эгоизм. Мы не хотим пачкать руки и брать на себя чьи–то страдания. И только Христово сострадание может преодолеть это наше упорное нежелание.

Конечно, сам мир воспитывает в своих гражданах львиную долю этого безответственного равнодушия. Он продолжает повторять вслед за Каином его слова: «Разве я сторож брату моему?» (Быт. 4:9). 13 марта 1964 года в Нью–Йорке произошло пугающее событие. Респектабельная, привлекательная молодая женщина по имени Китти Женовиз возвращалась домой с работы (она работала менеджером в баре). Было около 3.20 утра. Она припарковала машину возле дома и уже направлялась к входной двери, как вдруг на нее напал мужчина и пырнул ножом. Она закричала, зовя соседей на помощь. В доме зажглось несколько окон, и кто–то прокричал сверху: «Эй, оставьте ее в покое!» Нападавший посмотрел наверх, пожал плечами и зашагал прочь. Но поскольку свет снова погас, а на помощь к Китти так никто и не пришел, он вернулся и еще раз ударил ее ножом. Она снова закричала, опять зажегся свет, открылись окна, начали выглядывать люди. Тогда нападавший прыгнул в свою машину и уехал. Но поскольку вниз так никто и не спустился, этот мужчина снова вернулся, чтобы в третий раз ударить Китти ножом и убить ее. Первый звонок в полиции раздался только в 3.50. К этому времени Китти уже была мертва.