Рудольф Фрилинг - Христианство и перевоплощение

Если исходить из существующего текста Первого послания к Фессалоникийцам, то, пожалуй, можно не сомневаться, что апостол Павел, по крайней мере когда писал сие Послание, считал возможным, что эти эсхатологические события произойдут еще при его жизни. Переживание, дарованное ему на пути в Дамаск, как бы осияло его и обвеяло дыханием грядущего мира — мира последнего Судного дня, потому он и поддался чарам «скорого ожидания» второго пришествия. Однако это не означает, что апокалипсис Первого послания к Фессалоникийцам тем самым утратил силу. Созерцаемые апостолом Павлом образы сами по себе верны, нужно только перевести их из сферы «имагинации» на понятный ныне язык мысли. «Имагинация» в антропософском понимании осуществляется вовсе не так, что сначала возникаст некая абстрактная мысль, которая затем из «педагогических» соображений облекается в некий образ, и не в силу неких грез или ни к чему не обязывающих фантазий. Гёте нащупывал суть истинной имагинации, когда говорил о «точной фантазии». Имагинативное сознание ничего не изобретает, оно обнаруживает свои созерцательные образы как спонтанные явления. Их нельзя соотносить с материальным планом — результатом будет абсурдная фантастика. Но сквозь них, как сквозь окно, можно заглянуть в сверхчувственную реальность, желающую открыть себя. При переводе в будничное сознание могут возникнуть заблуждения, как у апостола Павла, который ожидал скорого осуществления своих созерцательных образов. С той поры ход мировой истории откорректировал «короткие замыкания», которые, понятно, могли возникнуть в эпоху первохристиан. Тем не менее грандиозная панорама апокалипсиса из Послания к Фессалоникийцам остается вполне правомерной, равно как и то, что сказано о грядущем сообществе умерших и «оставшихся», об упразднении в будущем той разделенности живых и умерших, которая знакома земным людям, «оставшимся».

Мировоззренчески необходимое для нас ныне различение тех огромных содержаний, что в языке эсхатологических образов как бы сосредоточены в зародышах, включает в себя и различение «пришествия» и «Страшного суда». В апокалипсисе Павла этого различения нет, в апокалипсисе горы Елеонской собственно «воскресение» на упомянуто. В апокалипсисе же Иоанна явление Христа на облаке приведено уже в гл. 14 (Откр. 14:14), тогда как последняя победа над смертью созерцается значительно позже — лишь в гл. 20 (Откр. 20:14). Между ними в гл. 19 Христос является как «всадник на белом коне».

Евангелие от Луки содержит одно важное указание. Мы обязаны Луке не только тем, что он сохранил фразу о «временах [kairoi] язычников» и таким образом обозначил временной диапазон апокалипсиса горы Елеонской, — Лука к тому же единственный из новозаветных авторов донес до нас слова Христа о днях «Сына Человеческого»: «Придут дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней Сына Человеческого» (Лк. 17:22). В иных пассажах и у Луки «день» Сына Человеческого есть устойчивое выражение, обозначающее время возвращения Христа, как, например, уже цитированный отрывок: «‹…›в тот день, когда Сын Человеческий явится (apokalyptetai)». И несмотря на это, ст. 17:22 гласит: «один из дней Сына Человеческого». Не имеется ли в виду, что пришествий будет несколько?

При первом своем пришествии Христос вступил на почву «sarx», «плоти». Он должен был принять материальное тело, чтобы «достичь лица» (как говорил Рильке) земных людей, которые более не заглядывают в духовные миры. В этом зримом теле Он прошел через смерть на Голгофе. С вознесением Он принял форму бытия, которая земному человеку пока недоступна. То, что «Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо», знаменует шаг вперед в сознании людей. Возвратившийся Христос не вступит вновь на земную почву, но будет зрим в своем сверхчувственном облике. Как некогда Павел на пути в Дамаск, человечество обретет непосредственный, собственный опыт, что Христос присутствует при нем духовно, конкретно и личностно. Состоится вторая «встреча» людей с Христом, но теперь на более высоком уровне. Возможность «встречи» в сверхчувственном уже есть результат воздействия Его спасительного деяния при первом пришествии во плоти. Слово «встреча», «сретение» мы находим в притче о десяти девах (Мф. 25:6) и в апокалипсисе от Павла в Первом послании к Фессалоникийцам (1 Фес. 4:17). Поскольку Христос, по словам Павла, «нисходит», возвращаясь к людям, но при этом не касается земли, напрашивается мысль, что Христос, как мы говорили, идет навстречу человеку до нижнего предела духовного мира и что это пришествие имеет место не в вышнем, а в самом нижнем из небес. Это — «один из дней» Сына Человеческого. Антропософия говорит о пришествии Христа «в эфирном теле». Область жизненных и формоообразующих сил есть низшая ступень сверхчувственного мира, который подступает к нам здесь ближе всего. Человечеству назначено мало-помалу «пробудиться» для этого сверхчувственного мира и в нем лицом к лицу встретиться с живым Христом. И тогда в далеком будущем, в соответствии со все возрастающими сверхчувственными возможностями людей, обозначится встреча на еще более высоком уровне, в духовной сфере, где обитает душевное, «астральное» начало. И, наконец, в еще более отдаленном будущем произойдет встреча полностью «пробудившегося» истинного человеческого «я» с «Я» Христа, опять-таки еще ступенью выше. Так могло бы наполниться конкретной жизнью одиноко стоящее слово Луки о многих днях Сына Человеческого. Как бы там ни было, это слово Луки дает важное указание на куда большую временную емкость эсхатологического образа в Новом Завете, чем можно предположить, неправильно, «буквально» истолковывая видения Павла.

При таком расширении картины мира становится яснее и идея перевоплощения, дающего людям возможность самим пройти долгие фазы становления и участвовать во все более осознанных и задушевных встречах с Христом.

Наиболее детальная эсхатология содержится в Откровении Иоанна.

Попробуем теперь рассмотреть Откровение Иоанна исходя из того, что он излагает постепенное развитие христианского человечества. Происходит это развитие при непрерывной смене места действия — земли и неба. Христианство, с одной стороны — воплощенное на Земле, а с другой — вне плоти, в вышнем мире, развивается и делается все более значимым фактором эсхатологической драмы. В итоге вышний и нижний миры проникнут друг в друга. «Новая земля», обновленная благодаря импульсам свыше, пребудет вместе с «новым небом», которое в свою очередь обновится, помолодеет благодаря событиям на христианской земле. Из этого обоюдного проникновения возникнет новый Иерусалим, который есть и небо, и земля. Мистерия Христа, соединяющая небо и землю, охватывает созревающее христианское человечество. Апокалипсис Иоанна показывает это созревание в последовательности своих видений. Рассмотрев Откровение, мы затем еще раз вернемся к идее перевоплощения.