Рудольф Фрилинг - Христианство и перевоплощение

Поэтому нельзя с самого начала отрицать, что учение о перевоплощении в том виде, какой оно имеет в антропософии, могло бы занять определенное место в принципиально допустимом «расширении» христианской картины мира. Теперь все это нужно разобрать в частностях, и в первую очередь мы должны рассмотреть основополагающий факт явления Христа.

То новое, что принес Христос, — это ОН САМ. Этот новый вклад в историю человечества не только встает в ряд новых религий, он — явление еще более высокого порядка. Его можно сопоставить лишь с самой историей сотворения мира как некий «второй акт» в становлении человека. Божественное деяние творения, о котором сообщает книга Бытия, конечно, «завершило» человека в его телесности, превосходящей всю прочую тварь, но не в его внутренней сути. Призванное быть образом и подобием Бога существо, которому предназначено свободное, независимое, ответственное «я», не могло выйти из рук Создателя таким же «готовым», как какая-нибудь одной только природе принадлежащая Тварь. Помимо прирожденного, ему требовалось определенное «становление», «история». Несмотря на то что явившийся. в шестой день творения человек был оценен «хорошо весьма», он все же был еще далек от конечной цели. В книге Бытия это отчетливо видно по тому, что за основополагающим сотворением человека, изображенным в первой главе, следует вторая глава, в которой как будто бы еще раз, но уже по-другому сообщается, что Бог сотворил человека (Быт. 2:7), вылепив его из праха и вдохнув в него дыхание жизни. Далее следует разделение полов (2:21). Критический анализ показал, что в начале книги Бытия перед нами две разные истории творения. Бытовало мнение, что составитель данного текста, скорее всего, не заметил противоречивости двух версий, и их соединение относили за счет его малоразвитого интеллекта. Ранние христианские мыслители давали этому иное толкование. Они склонялись к выводу, что действие первой главы происходит на другом «уровне» и что вторая глава нисходит от изображения духовно — душевно — эфирной сферы к материально-земному. Тем самым оба сообщения глубоко обоснованно поставлены рядом именно в той последовательности, какую мы обнаруживаем в Библии. Аргумент, что эти сообщения различаются стилем и словом «г очевидно, берут начало из разных «школ», никак не свидетельствует против того, что составитель нынешней редакции книги Бытия вовсе не допускал ошибки, просто второе сообщение относится к более поздней стадии творения. Характерно, что формула «небо и земля» во втором сообщении обращается в формулу «земля и небо» (Быт. 2:4).

Итак, человек нисходит в глубь земного бытия, и тем самым открывается возможность для искушения и грехопадения. Наивный вопрос, кто же «впустил» змея в рай, указывает на тайну, что человек в том виде, каким он вышел из творения, явно был еще не завершен, но нуждался во встрече с мощью супостата, в «опыте», который необходимо было присовокупить к его первоначальной невинной. Правда, это привело человека к глубочайшей трагедии. Заложенное в нем существо «я» стараниями Люцифера заражается эгоизмом, и одновременно человек глубже увязает в материальном. Обнаружение «наготы» показывает, что человек видит себя самого и другого уже не в сверхчувственной природе, а всего лишь в материальной телесности. Конечным следствием изгнания из рая, из исконной связанности с Богом, становится смерть. Обреченность смерти не только «наказание», но и милость Божия, ибо она не позволяет человеку увековечить себя в падшем состоянии (Быт. 3:22). Совершающееся в смерти радикальное прекращение существования земного человека в его разделенности с Богом есть, по выражению апостола Павла, «воздаяние греха» (Рим. 6:23).

Первая фаза эволюции к собственному «я» приводит к изоляции эгоистической «самости». Спасительное преображение в «самоотверженное "я"», которое именно потому, что обладает само собой, способно полностью отдать себя в Любви, — это преображение не во власти запятнанного грехопадением человека. Силу этого самоотверженного «я» приносит человечеству Христос. Такое принесение Любви, которой на земле до той поры не было, открывает второй акт сотворения человека, а это событие, как уже сказано выше, сопоставимо не просто с основанием некой религии, но только с самим Сотворением мира. Так и происходит в Прологе Евангелия от Иоанна, который начинает с начала начал и затем находит формулу для решающего деяния Христа: «И Слово стало плотию» (Ин. 1:14). От Слова, которое было «в начале», до Слова, которое «стало плотию», Пролог охватывает огромный промежуток.

Желая принести людям силу живущего в Любви самоотверженного существа «я», Христос должен был сам вступить на стезю человека — вочеловечиться. Должен был добровольным жертвенным путем последовать за человеком и отыскать его там, где он очутился. Этот жертвенный путь принял форму нисхождения. Свободно и по собственной воле нисходя на землю, Христос прошел тот же путь, который человек под чрезмерным притяжением нижнего мира проделал в «падении». Евангелие от Иоанна снова и снова настойчиво говорит об этом нисхождении (katabainein) Христа.

В нисхождении Христос достигает сферы бытия падшего человека, которая в Библии обозначается как «плоть». Удивительно, какими скупыми словами говорит об этом необычайном, огромном событии Пролог Иоаннова Евангелия: «И Слово (Logos) стало плотию (sarx)» (Ин. 1:14). Перефразируя книгу Бытия (3:22), можно было бы сказать: «Вот, Бог стал как один из нас». То, что Христос действительно вступил в форму бытия тленного, обреченного смерти, земного человеческого тела, дают отчетливо почувствовать все Евангелия. Как человек из плоти и крови, Христос устает (Ин. 4:6), спит (Мф. 8:24), испытывает голод (Мф. 4:2; 21:18) и жажду (Ин. 4:7; 19:28), он плачет (Лк. 19:41; Ин. 11:35), он «скорбит смертельно» (Мф. 26:38); в «агонии» тела, которому в, Гефсиманском саду грозит преждевременная смерть, он исходит кровавым потом (Лк. 22:44).

Закономерным итогом сошествия во плоть, в «sarx», является смерть — совершенно специфический опыт земного человека. Только в смерти окончательно обретается почва земного мира. Предвосхищая ее, Христос говорит о крещении, которым он «должен креститься» (Лк. 12:50). Это цена, которую он должен заплатить, чтобы «низвести на землю огонь» с небес… В начале синоптических Евангелий речь идет о тройном крещении. Иоанн Креститель «крестит в воде» (Мф. 3:11), но Сильнейший, который должен прийти за ним, будет «крестить Духом Святым и огнем». Поскольку слово «pneuma» означает по-гречески как «дух», так и «дуновение воздуха», эти три крещения обнаруживают связь с тем, что для Древнего мира было «элементами», «стихиями». В наше время говорили бы об «агрегатных состояниях». Прохождение через четыре стихии — землю, воду, воздух и огонь, — которое играло свою роль в мистериях, не было чем-то чисто внешним. Наблюдаемое в материальном мире различие между твердым, жидким, газообразным и огненно-тепловым воспринималось и как выражение различных способов внутреннего самопереживания. Путь от «земли» к «воде» был в душе переходом от застывшего и отвердевшего к жизненно текучему и жидкому. В «воздушном» ощущали себя «избавленными от ограничений» и освобожденными от тяжести, в «огне» светила и согревала человека божественная задушевность. Иоанново крещение необходимо было для того, чтобы восстановить связь человечества, которое в своей приземленности как бы «оказалось на пели», с чистой, струящейся высшей живостью, дабы заранее раскрыть его перед тем Сильнейшим, что придет вослед. Этому Сильнейшему предстояло затем ввести земного человека в еще более высокие и «небесные» формы бытия, которые угадываются в воздушно — веющем (pneuma) и в огненном субстрате. Ищущий спасения человек обнаруживает себя на земле сначала в земной стихии. Крещение водой, Духом Святым и огнем посвящает его более высоким посвящением. В беседе Иисуса с Никодимом речь идет о крещении водой и Святым Духом (pneuma) (Ин. 3:5).