Александр Бриллиантов - Лекции по истории древней церкви

По Евсевию, Никейский символ есть не что иное, как видоизменение предложенного им самим изложения веры. На самом деле дополнений и изменений в нем, в сравнении с Символом Евсевия, так много, что последний мог иметь для составителей значение почти только схемы при выработке ими принятой затем собором формулы. Мотивы всех частных изменений не могут быть выяснены за недостатком данных; трудно в некоторых случаях сделать даже только вероятную догадку. Символ Евсевия читается так: «Веруем в единого Бога, Отца Вседержителя, Творца всего (τών απάντων) видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Слово Божие, Бога от Бога, Света от Света, Жизнь от Жизни, Сына единородного, перворожденного всея твари, прежде всех век от Отца рожденного, через Которого и произошло все; ради нашего спасения воплотившегося и жившего между людьми (έν άνθρώποις πολιτευσάμενον), и пострадавшего, и воскресшего в третий день, и восшедшего к Отцу, и имеющего прийти снова во славе судить живых и мертвых. Веруем и во единого Духа Св. — При этом веруем, что каждый из Них есть и существует (είναι και ύπάρχειν): Отец — истинно Отец, Сын — истинно Сын и Дух Св. — истинно Дух Св., как и Господь наш, посылая на проповедь Своих учеников, сказал: "Шедше научите вся языки — крестяще их во имя Отца и Сына и Св. Духа"» (Eus. Ер. ad. Caes. 4–5).

Никейский символ с анафематизмом имеет следующий вид: «Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего (πάντων) видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, единородного, т. е. "из сущности Отца" (γεννηθέντα έκ του Πατρός, μονογενή, τουτέστιν έκ της ουσίας του Πατρός); Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденна, несотворенна, единосущного Отцу, через Которого произошло все, что на небеси и на земли; нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего, и воплотившегося, вочеловечившегося, пострадавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых. И в Духа Св. Говорящих же, что было, когда не было Сына Божия, и что Он не существовал до рождения, и утверждающих, что Он произошел из не — сущего или имеет бытие из другой ипостаси или сущности (έξ ετέρας υποστάσεως ή ουσίας φάσκοντας είναι), или что Он создан, или превращаем, или изменяем, анафематствует кафолическая Церковь» (Socr. Η. Ε. I, 8).

Главные отличия его от «веры» Евсевия в том, что 1) уже в первом члене, где говорится о Боге Отце как Творце всего, выражение των απάντων заменено выражением πάντων. "Απας — более сильное выражение, нежели πας (весь всецело, без исключения), и могло давать повод арианам к такому истолкованию, по которому и Сын, равно и Дух Св., должны быть отнесены к числу тварей. В предупреждение этого, вероятно, и сделана была указанная замена. 2) Но особенно подвергся изменениям второй член о Сыне Божьем, а именно, где говорится об отношениях Его к Отцу и тварям. Здесь опущены эпитеты: а) Слово Божие, б) Жизнь от Жизни, в) перворожденный всея твари. Опущение последнего выражения, в котором Сын Божий сопоставляется с тварью, хотя это выражение заимствовано из Писания, может быть более или менее понятно. Но почему отцы собора не нашли удобным оставить в Символе наименования Сына «Словом» и «Жизнью», неясно. Место термина «Слово Божие» (ό του Θεοϋ Λόγος) в Никейском символе заняло стоящее у Евсевия лишь далее наименование «Сын единородный, от Отца рожденный». При этом понятие сыновства, или рождения от Отца (έκ του Πατρός), определено ближе словами «т. е. из сущности Отца»; эти слова определяют также и смысл непосредственно следующего выражения: «Бога от Бога». На месте слов «Жизнь от Жизни» стоит «Бога истинного от Бога истинного». Наконец, вместо слов «перворожденного всея твари, прежде всех век от Отца рожденного», дающих повод к сближению Сына с тварью, поставлены резко отличающие Его от всего сотворенного и уравновешивающие Его с Отцом выражения: «рожденна, несотворенна» и «единосущного Отцу». 3) Можно еще обратить внимание на то, что исповедание веры в «воплотившегося» Господа было дополнено выражением «воплотившегося». Σαρκωθέντα у Евсевия само по себе не исключало арианского учения об отсутствии во Христе человеческой души и принятии Логосом одной лишь плоти. В анафематизме отвергаются: а) известные выражения ариан: ήν πότε ότε ούκ ήν и έξ ούκ όντων, б) наименование Сына сотворенным — κτίστον, в) усвоение Ему изменяемости.

Основной смысл догматического постановления Никейского собора краткое свое выражение находит во внесенных в Символ выражениях έκ της ουσίας и ομοούσιος. Ариане еще до собора, как видно из их переписки, восставали против того и другого выражения, хотя нет сведений, чтобы тогда и православные противники их выдвигали против них эти выражения. Теперь собор воспользовался ими, как наилучшим средством к поражению ереси. Против έκ της ουσίας протестовал в письме к Павлину Тирскому Евсевий Никомидийский в чисто арианском смысле, чтобы не признать тождества природы Сына с природой Отца (ταύτό της φύσεως). Оригенистам это выражение тоже не нравилось, так как они, вслед за Оригеном, опасались, как бы не был введен через него грубо — чувственный способ представления происхождения Сына от Отца. Когда было разъяснено, что такой способ представления вовсе не имеется в виду (έκ του Πατρός είναι τον Υίόν, ού μήν μέρος αύτου της ουσίας τυγχάνειν) (Eus. Ер. ad. Caes. 10), Евсевий Кесарийский согласился принять его. Но выражение это, утверждая особую близость Сына к Отцу по происхождению, в отличие от тварей, не было, однако, удержано потом в Константинопольском символе. Во времена Первого [Вселенского] собора еще не делалось точного различия между терминами ουσία и ύπόστασις; на это указывает более или менее текст Никейского символа (έξ ετέρας υποστάσεως ή ουσίας). Когда потом ουσία стало означать исключительно то, что является общим Отцу, Сыну и Св. Духу, для обозначения же особенного личного бытия их стали употреблять слово ύπόστασις, оказалось не вполне удобным говорить о происхождении Сына «из сущности» Отца, так как сущность — ουσία — общая у Отца и Сына. Этим и объясняется, почему впоследствии έκ της ουσίας было оставлено.

Особое значение для последующего времени получило другое утвержденное собором выражение: ομοούσιος. И оно не нравилось и арианам, и оригенистам не только потому, что его не было в Писании, как они указывали на это после, но главным образом потому, что наносило решительный удар и учению ариан о Сыне Божьем как твари, и субординатическим представлениям оригенистов. И это выражение ариане и оригенисты склонны были понимать только в материальном смысле, как понимал его некогда, вероятно, Павел Самосатский. Арий протестует в письме к Александру против μέρος όμοούσιον του Πατρός (ώς ό Μανιχαΐος… εισηγήσατο) (ср.: Epiph. Рапаг. 69, 7) или μέρος όμοούσιον. Но если Антиохийский собор 268–269 гг. и отверг это выражение ввиду неправильного, соединенного с ним у Павла Самосатского смысла, то теперь Никейский собор принял его, устранив лишь неправильное толкование, будто оно может быть применено к материальным предметам. При этом условии термин ομοούσιος в действительности является весьма точным выражением того, что хотел сказать собор против арианской доктрины: им утверждается одновременно столько же действительное различие Отца и Сына, сколько и действительное единство, а не одна лишь близость их и хотя бы самое совершенное сходство и равенство. Первая половина слова — όμο — (όμοϋ, όμός) указывает на множественность субъектов, участвующих в чем — либо одном, имеющих одно общее определение (ср.: όμόνομος, όμόφρων, ομογενής, όμόγλωσσος и т. п.). Но поскольку общим в данном случае оказывается сущность — ουσία, это само собой приводит к выводу о тождестве по сущности субъектов, обладающих одной и той же сущностью, а именно, если точно выдерживать установившуюся в греческом языке философскую терминологию Аристотеля. Аристотель отличает от сущности (ουσία) качество и количество (ποιότης και ποσότης), для которых сущность служит субстратом. Одинаковость качества в разных предметах дает основание называть их подобными (όμοια), одинаковость количества — равными (ϊσα). Но когда одной и той же является сущность, тогда нужно говорить о тождестве (Metaphis. V, 15 [Bekker 1021 а]: ταύτα μέν γαρ ών μία ή ουσία, όμοια δ' ών ή ποιότης μία, ϊσα δ' ών τό ποσόν εν).