Евгений Кузнецов - Валаамская тетрадь

И Александр дерзнул! Не знал, ни сном, ни духом не ведал надменный швед, с кем его свела судьба. Если б знал, ни за что бы не начал этого предприятия. (Спустя шестнадцать лет, в 1256 году, немцы предложили ему прогуляться в псковские пределы. Жажда реванша взяла верх, и он согласился. Но когда узнал, что навстречу идет Александр, немедленно предал своих незадачливых союзников, развернул собственное войско и был таков.)

Об Александре Ярославовиче без меня и до меня сказано и написано предостаточно. А все равно не удержаться. Вот уж у кого было поистине «львиное сердце»! Ведь тогда, на рассвете 15 июля, подавая сигнал к атаке, он внятно осознавал, с кем скрещивает свой меч. Знал и опыт мятежного ярла, и что за войско у него, и все-таки: «Не в силе Бог, а в правде!». Летописец скромно поведал о кровавом кошмаре того дня: «И бысть сеча велика…». Что стоит за этим? Бог весть… Разгромили шведов наголову. Поражение для Биргера было катастрофой. Одно дело — победитель, другое — побитая собака. Мятежные бароны подняли головы. Но не таков был герцог, чтоб сдаться, чтоб отказаться от цели, к которой шел всю жизнь. И вновь его помыслы обращаются на Восток. Но не к Новгороду, Бог избавь! Взоры свои направил он на беззащитные угорские племена, и к 1249 году вся территория Финляндии была покорена. Насаждал Биргер шведское владычество над этой страной мечом и огнем, огнем и мечом насаждал католичество. Но корона так и не коснулась главы ее ожидателя. За его спиной свейская знать постановила: королем быть сыну ярла, а папаша будет регентом, до сыновнего совершеннолетия. Сын Биргера стал-таки шведским королем Вальдемаром I. Но каким сокрушительным ударом было для отца решение высшего тайного совета!

А Финляндия? Финляндия на многие века становится, по существу, совершенно бесправным вассалом шведской короны.

К чему я описываю все это, спросит читатель. Ведь это не относится к истории Валаама и его обители? Относится, еще как относится. С этого все и началось. Следуйте за мной, читатель. (Да простит меня за эту фразу дух Михаила Афанасьевича Булгакова, виноват, не удержался.)

Экспансия шведов была столь стремительной и неудержимой, что это не могло не вызвать беспокойства у старост корельских племен и верхнего Приладожья. Было ясно, на достигнутом шведы сами не остановятся, а одернуть их может и способен только Великий Новгород. Между корелой и Новгородом возникает тайный военно-политический союз. На площади Новгорода зачитывается грамота, объявляющая эти земли корельским погостом новгородской пятины. Таким образом, юридически республика взяла Корелу под свое крыло. С честью и достоинством отстаивали новгородцы интересы Корелы. Когда дипломатически, а чаще приходилось с мечом в руках.

Беспокойна и драматична судьба северо-западной Руси. Водами Балтики, Финского залива, Невы, Ладоги и далее по Волхову на юг с древнейших времен шел великий торговый путь «из варяг в греки». За обладание этим Клондайком (по-другому просто не скажешь) между славянами и скандинавами (да и не только скандинавами; Господи, кто только не лез к нам поживиться!) велась отчаянная борьба. Пуще всех досаждали шведы. В 1323 году между Новгородом и Швецией был наконец-то подписан Ореховецкий мирный договор, была определена граница владений шведских королей и новгородских посадников. Но и это не помогло, распря продолжалась.

Какое это имело отношение к Валаамскому монастырю? Самое непосредственное. Он оказался волею исторических обстоятельств на пограничье новгородском. Форпостом владетельности, а главное — православия. Последнее и стало для шведов поистине бельмом на глазу. При каждом удобном случае, оказавшись в Ладожских водах, шведские воители направляли курс своих галер к берегам Валаамского архипелага. Монастырь разоряли до основания. Уж какие там летописи. Камня на камне не оставляли. Обитель была деревянной. Постройки сжигали дотла, грабили все. что попадало под руку. А подчас поднимали меч и на братию. Не напрасно, не по домыслу Санкт-Петербургский и Новгородский митрополит Гавриил писал Валаамскому игумену Назарию в XVIII веке: «Не раз меч шведов посекал главы святых отшельников и пламень войны испепелял мирные их куши, святильник монашества едва мерцал. Страшный 1611-й год, казалось, кровью угасил его навсегда. Но прошло сто лет, и мощным манием Великого Петра он вновь возжжен на святых горах». Эти печально-торжественные строки владыки являют собой как бы квинтэссенцию монастырской истории от времен древних до начала XVIII века.

Конечно, возникает вопрос, как же так вышло, что пограничный монастырь не стал крепостью, как, скажем. Соловецкий или та же Троице-Сергиева лавра, выдержавшая длительную польскую осаду? А вышло просто.

Заповедано было от отцов-основателей Сергия и преемника его Германа: пуще зеницы ока хранить Господню заповедь «не убий». Никогда не брали меча в руки, не возводили фортеций. Заметив с колокольни или с мыса какого дружный мах галерных весел и крестоносные паруса, поднимали в обители тревогу, истошно гудел набат. Замирали сердца обитателей монастырских в преддверии несчастья. Инок — человек прежде всего, и сжимается ретивое от предчувствия смертельной муки. Возникала нервозная суета. Образа, образа святые уберечь от супостатов, и мощи угодников, и ризницу бы надо, и рухлядишку какую-нибудь. Да разве все спасешь?! Уж хоть бы святыни уберечь. Ведь все, все порушат злодеи свейские, ничто наше им не свято. И устремлялись в леса, подальше от стен монастырских, авось, не отыщут, не надругаются, не лишат живота. Но находились и такие, кто не суетился, не убегал заполошно в лес, а, взяв святой образ в руки, покорно, с молитвой шел навстречу смертельной опасности, пытаясь увещевать, остановить, образумить заморских разбойников. И лилась тогда иноческая кровь, обагряя собой землю сию. Так было, было…

Спустя время выжившие печально возвращались на пожарище, дивясь мученическому мужеству убиенных. Служили панихиды. И более укреплялись в вере и праведности избранного поприща. Потом звенели топоры, пилы, стучали молотки, трудами своими возводили обитель заново, а спустя какое-то время все это повторялось вновь. В особенности много несчастий принес Валааму конец XVI века. По Приладожью прокатилась тридцатилетняя Ливонская война. Обитель разорялась в 1578, 1581 и 1595 годах; не успевали оправиться от очередного погрома, как накатывался новый. Сколько мужества, упорства, веры в предначертанность своей миссии нужно было иметь, чтоб не бросить все и не уйти с островов навсегда. Не уходили. Вплоть до 1611 года.

Но не только несчастья сваливались на головы насельников валаамских, были и периоды процветания обители. Еще какого процветания! Особенно довольственным было время правления последних Рюриковичей, государей необычайно набожных: Василия III, Иоанна Грозного, Феодора Иоанновича и даже краткое правление Бориса Годунова, даровавшего монастырю прекрасный московских мастеров работы колокол. По писцовым книгам 1500 года значилось, что монастырь владел 217-ю обжами пахотной земли, лесными угодьями, покосами. 587-ю дворами крестьянскими в районах северного Приладожья. В крепости Корела у монахов был свой большой дом с часовней, на берегу Кандалакшского залива Белого моря владели соляной варницей, дававшей по тем временам изряднейшие доходы, и рыбными ловлями там же. Была в те поры у иноков валаамских и богатая казна, и драгоценная церковная утварь. Достаточно сказать, что в финляндском городке Куопио, в православном музее, до сей поры хранится в качестве бесценного экспоната кусок подвенечной парчи, дарованной монастырю Иоанном Грозным и шитой собственными руками тетки царя княжны Ефросиньи Старицкой. Владела обитель богатой библиотекой. Нашлись в числе братии превосходнейшие переписчики, велась летопись. Все пошло прахом в 1611 году.