Рудольф Штайнер - Истина и наука

Мы обосновали теорию познания как науку о значении всякого человеческого знания. Только через нее получаем мы разъяснение об отношении содержания отдельных наук к миру. Она делает для нас возможным с помощью наук прийти к миросозерцанию. Положительное знание приобретаем мы через отдельные познания; ценность же знания для действительности мы узнаем через теорию познания. Благодаря тому, что мы строго придерживались этого основного положения и не воспользовались в наших рассуждениях никакими обособленными знаниями, мы преодолели все односторонние мировоззрения. Односторонность появляется обыкновенно потому, что исследование, вместо того, чтобы заниматься самим процессом познания, сейчас же приступает к каким-нибудь объектам этого процесса. После наших разъяснений догматизм должен отказаться, как от основного принципа, от своей «вещи в себе», а субъективный идеализм — от своего «я», так как они по своему взаимоотношению существенно определяются лишь в мышлении. «Вещь в себе» и «я» нельзя определить путем вывода одного из другого, но оба должны быть определены из мышления сообразно их характеру и отношению. Скептицизм должен оставить свое сомнение в возможности познания мира, так как относительно «данного» не в чем сомневаться, ибо оно еще не затронуто никакими дарованными через познание предикатами. Но если бы скептицизм захотел утверждать, что мыслительное познавание никогда не может подойти к вещам, то он мог бы это сделать только через само мыслительное соображение, чем он, однако, и опровергает сам себя. Ибо кто хочет через мышление обосновать сомнение, тот implicite признает за мышлением достаточную силу убеждения. Наконец, наша теория познания преодолевает односторонний эмпиризм, и односторонний рационализм тем, что соединяет оба на более высокой ступени. Таким образом, она отдает должное обоим. Эмпирику мы отдаем должное, показывая, что по содержанию все познания о данном могут быть достигнуты только в непосредственном соприкосновении с самим данным. Рационалист также находит должное себе в наших разъяснениях, так как мы объявляем мышление необходимым и единственным посредником познания.

Ближе всего наше мировоззрение, как мы его теоретико-познавательно обосновали, соприкасается с мировоззрением А. Е. Бидермана. [44] Смотри A. E. Biedermann, Christliche Dogmatik. 2 Aufl. Berlin 1884/5. Теоретико-познавательные исследования в I томе. Исчерпывающее разъяснение об этой точке зрения дал Эдуард фон Гартман (смотри «Kritische Wanderungen durch die Philosophie der Gegenwart» P. 200 fT). Но Бидерман пользуется для обоснования своей точки зрения утверждениями, совершенно неуместными в теории познания. Так, он оперирует понятиями бытия, субстанции, пространства, времени и т. д., не исследовав предварительно самый процесс познания. Вместо того, чтобы установить, что в процессе познания находятся прежде всего только два элемента: данное и мышление, он говорит об образах бытия действительности. Так, например, он говорит в 15: «Во всяком содержании сознания содержатся два основных факта: 1. Нам дано в нем двоякое бытие, каковую противоположность бытия мы обозначаем как чувственное и духовное, вещественное и идеальное бытие». И в 19: «То, что имеет пространственно-«временное бытие, существует, как нечто материальное; то, что есть основа всего процесса бытия и субъект жизни, существует идеально, оно реально, как идеально-сущее». Такие соображения неуместны в теории познания, они уместны в метафизике, которая только еще может быть обоснована с помощью теории познания.

Необходимо признать, что утверждения Бидермана во многом сходны с нашими; но наш метод совершенно не соприкасается с его. Поэтому мы нигде не нашли повода непосредственно ссылаться на него. Бидерман пытается с помощью некоторых метафизических аксиом добыть теоретико-познавательную точку зрения; мы пытаемся через рассмотрение процесса познания прийти к воззрению на действительность.

И мы думаем, что мы действительно показали, что все споры мировоззрений происходят от того, что люди стремятся приобрести знание об объективном (вещь, «я», сознание и т. д.) без предварительного точного знания о том, что единственно может дать разъяснение о всяком другом знании: о природе самого знания.

Положение нашей познающей личности по отношению к объективному существу мира — вот что мы стремились выяснить посредством предыдущих соображений. Что означает для нас обладание познанием и наукою? Вот тот вопрос, ответа на который мы искали.

Мы видели, что в нашем знании изживает себя самое внутреннее ядро мира. Закономерная гармония, которою управляется вселенная, выявляется в человеческом познании.

Поэтому призванием человека является водворение основных мировых законов, которые вообще управляют всяким существованием, но никогда бы сами не достигли существования, в область являющейся действительности. В том и заключается сущность знания, что в нем проявляется никогда не находимое в объективной реальности основание мира. Наше познание, выражаясь образно, есть постоянное вживание в основание мира.

Такое убеждение должно также бросать свет на паше практическое жизнеописание.

Наш образ жизни по всему своему характеру обусловлен нашими нравственными идеалами. Это идеи, которые мы имеем в жизни о наших задачах, или, другими словами, которые мы создаем о том, что мы должны совершать через нашу деятельность.

Наша деятельность есть часть общего мирового процесса. Тем самым она также подчинена общей закономерности этого процесса.

Когда где-нибудь во вселенной возникает процесс, то в нем нужно различать двоякое: внешнее течение его в пространстве и времени и внутреннюю закономерность этого течения.

Познание этой закономерности для человеческой деятельности есть только особый случай познания. Выведенные нами воззрения о природе познания должны быть, таким образом, применимы и здесь. Итак, познать себя как действующую личность — значит обладать для своей деятельности соответствующими законами, то есть нравственными понятиями и идеалами как знанием. Когда мы познали эту закономерность, тогда и наша деятельность становится нашим делом. Закономерность тогда не дана нам как нечто, что лежит вне объекта, над чем совершается процесс, но как содержание самого занятого живым деланием объекта. Объект в данном случае есть наше собственное «я». Если это последнее действительно проникло свою деятельность, согласно ее сущности, познанием, тогда оно в то же время чувствует себя и ее властелином. До тех пор, пока этого не происходит, законы деятельности представляются нам как нечто чуждое; они владеют нами; то, что мы совершаем, мы совершаем под принуждением, которое они на нас оказывают. Когда они превращены из такого чуждого существа в изначально собственное делание нашего «я», тогда это принуждение прекращается. Принуждающее стало нашей собственной сущностью. Закономерность властвует уже более не над нами, но б нас, над исходящей из нашего «я» деятельностью. Осуществление какой-нибудь деятельности при помощи стоящей вне осуществителя закономерности есть акт несвободы, а то же осуществление через самого осуществителя — акт свободы. Познавать законы своей деятельности значит сознавать свою свободу. Процесс познания, согласно нашим рассуждениям, есть процесс развития к свободе.