Том Райт - Настоящее христианство

Он назвал пасхальный хлеб своим телом, которое преломляется ради его друзей, потому что Иисус возьмет на себя всю тяжесть зла, чтобы она не пала на их головы. Он назвал пасхальную чашу своей кровью. Подобно крови жертвенных животных в Храме, она прольется ради установления завета — на этот раз того нового завета, о котором говорил пророк Иеремия. Настало время, когда Бог, наконец, избавит свой народ и весь мир не просто от политических врагов, но от самого зла, от поработившего всех греха. Его смерть позволит исполниться тому, на что только указывает Храм и система жертвоприношений, но что недостижимо старыми средствами. Иисус, принимающий свою ужасающую судьбу, станет тем местом, где небо встречается с землей, когда он будет висеть между ними. Он станет тем местом, где в настоящее время вступает будущее, где Царство Бога уже празднует свою победу над царствами мира, потому что Иисус отказался участвовать в порочном круге насилия. Он готов любить врагов. Он подставит другую щеку. Он пройдет еще одно поприще. В итоге, он намерен действовать, исходя из своего понимания древних пророчеств, которые говорили о нем как о страдающем Мессии.

Далее идет трагедия, полная жестокости. Иисус отчаянно молится в Гефсиманском саду в ожидании ареста, чувствуя, что вокруг него собираются силы тьмы. Влиятельные священники ведут себя вполне логично, устраивая якобы законное разбирательство, которое позволяет выдвинуть обвинения: сначала в подрывных речах, направленных против Храма, а затем — в богохульстве. Этот случай можно представить перед римским наместником как подстрекательство к бунту против Рима. Слабый и нерешительный римский наместник становится объектом манипуляции со стороны священников. Иисуса приговаривают к смерти именно за то, в чем он совершенно неповинен, — за бунт против Рима, — но в этом можно было бы обвинить большинство его современников, если учитывать их тайные намерения. Предводителя бунтовщиков Варавву отпускают на свободу. Сотник, который, вероятно, был свидетелем сотен казней, увидел и услышал в этом случае нечто особое, нечто столь неожиданное, что он даже задумался: а не был ли этот человек и на самом деле Сыном Божьим?

Смысл этой истории передает и каждая ее деталь, и повествование в целом. Боль и слезы всей истории мира сошлись на Голгофе, где Бог ответил на них. Скорбь небес соединилась с мукой земли; прощающая любовь Бога, хранящаяся в будущем, стала настоящим; голоса, отзвуки которых слышат сердца миллионов людей, жаждущих справедливости, духовной жизни, взаимоотношений и красоты, соединились в один последний отчаянный вопль. Ничто в истории язычества невозможно сопоставить с подобным сочетанием события, намерения и значения. И даже иудаизм не мог подготовить почву для ожиданий подобного, разве что лишь намекнул на это в одном темном пророчестве. Смерть Иисуса из Назарета, Царя иудейского, взявшего на себя участь Израиля и исполнившего на себе древние обетования народу, — что это такое? Это глупейшая и бессмысленнейшая случайность или ошибка во всей мировой истории — либо же это та ось, вокруг которой вращается вся мировая история?

Христианство основано на вере в то, что это именно ось.

Христиане верят, что на третий день после казни — то есть в воскресенье, первый день недели, — Иисус из Назарета был воздвигнут из мертвых к телесной жизни, оставив гробницу пустой. И именно это событие в первую очередь стало основой нашей веры в то, что смерть Иисуса была не слепой трагической случайностью, но поразительной победой Бога над силами зла.

Крайне сложно объяснить исторический феномен возникновения христианства, обойдя стороной вопрос о воскресении. Но прежде чем мы к нему перейдем, нам следует уяснить для себя пару понятий.

Я подчеркиваю, что мы говорим именно о воскресении, а не о чем–то вроде реанимации. Если мы даже допустим, что римские воины, профессиональные убийцы, по какому–то недосмотру позволили снять с креста полуживого Иисуса и если, после ночи избиений, после бичевания и нескольких часов пребывания на кресте он каким–то образом выжил и выбрался из гробницы, он все равно не мог бы убедить людей в том, что прошел смерть и вышел с другой стороны . Ему потребовался бы, по меньшей мере, долгий период для восстановления сил. И можно сказать с полной уверенностью: если бы так случилось, никто никогда не сказал бы, что Иисус был Мессией, что Царство Бога наступило и что теперь ученики должны объявить всему миру: Иисус есть истинный Господь.

Несколько лет назад пользовалась популярностью еще одна альтернативная теория, хотя сегодня она мало кому кажется убедительной. Некоторые социологи предположили, что все объясняется «когнитивным диссонансом» учеников. При таком состоянии люди с твердыми убеждениями, сталкиваясь с опровергающими их свидетельствами, начинают еще крепче цепляться за свои убеждения. Они не замечают неприятных фактов и все решительнее отвергают реальность, а для этого начинают все громче отстаивать свои убеждения, пытаясь распространить их среди других людей.

Что бы мы ни думали об этом феномене, он не поможет нам объяснить появление и распространение христианства в I веке. В данном случае никто не ожидал такого развития событий, в частности, никто не верил в Мессию, восстающего из мертвых. Распятый Мессия доказал, что он неудачник, а потому и не Мессия. Когда в 135 году н.э. римляне убили Симона Бар–Кохбу, никто из его последователей не продолжал утверждать, что тот действительно был Мессией, как бы ему ни хотелось в это поверить ранее. Божье Царство должно было осуществиться в реальной жизни, а не в мире грез.

Некоторые авторы любят говорить, что идею «воскресения» мы найдем чуть ли не во всех религиях Ближнего Востока. Это, конечно, умирающие и воскресающие «боги», отвечающие за рост пшеницы, за плодородие, и тому подобные. Если даже мы допустим, что первые последователи Иисуса, выросшие в чисто иудейской среде, были знакомы с такими традициями, все равно в рамках этих религий никто никогда не предполагал, что подобные вещи случаются с людьми. Так что это объяснение несерьезно. И логичнее объяснить возникновение христианства тем, что Иисус снова явился ученикам, причем не как измученный и окровавленный заключенный, чудом выживший и оказавшийся на свободе, и не как бесплотный призрак (что подчеркивают евангельские повествования), но как живой человек в теле.

Но это было отчасти иное тело. Евангельские повествования говорят об этом, используя новые выражения, которые мы больше нигде не встретим. По словам одного выдающегося исследователя, евангелисты как бы пытаются объяснить такой феномен, для объяснения которого у них нет слов. Тело воскресшего Иисуса во многом обладает качествами обычного тела (оно говорит, есть и пьет, его можно потрогать), однако у него есть и другие свойства. Оно появляется и исчезает и может пройти через закрытые двери. Ничто в иудейской литературе или традиции не подготовило людей к восприятию подобных вещей. Евангелисты не могут отнести этот феномен к какойто знакомой категории. Если бы они опирались только на традицию, они неизбежно рассказывали бы о том, что воскресший Иисус сиял как звезда. Именно так выглядят воскресшие праведники в Книге Даниила 12:3, а этот отрывок был весьма важен для иудеев I века. Однако Иисус не сияет. Его тело преобразилось, однако для описания этого преображения евангелисты не могли сослаться ни на какой–то прежде бывший случай, ни на пророчества, как будто это событие было уникальным и неповторимым.