Киприан Керн - Литургика

Катавасия — в сущности есть ни что иное, как тот же ирмос, но не начинающий собою ряд тропарей данной песни, а ее заключающий.” Происходит это выражение от καταβαίνω — спускаться, сходиться, так как “катавасии” в монастырском обиходе исполняются не одним ликом (хором), как это бывает с ирмосами, а обоими вместе. Оба хора сходят со своих возвышений, выстраиваются на середине храма и вместе поют этот заключительный ирмос. Возможная при этом “сходе” несогласованность и путаница объясняют происхождение того насмешливого, уничижительного значения, которое этому слову часто придается в общежитии, как путаница, беспорядок. Катавасия имеет свои уставные уточнения и требования в нашем типике. Так, в особо большие праздники катавасией служит начальный ирмос, который в таком случае повторяется. В меньшие праздники — это ирмос близкого ему праздника, часто следующий за ним по времени в круге церковного года; напр., с Введения начиная, катавасией является ирмос следующего праздника, Рождества — “Христос рождается…”; с Вознесения — ирмос Пятидесятницы — “Божественным покровен…”;

с 1-го августа — ирмос Воздвиженского канона “Крест начертав.” В будние дни это обычно ирмос последнего канона; то есть в обычный день, когда поется один канон Октоиха с двумя канонами Минеи, катавасией служит ирмос второго канона Минеи. Катавасия, кроме того, бывает рядовая, то есть после каждой песни; или же в будние дни только после 3-ей, 6-ой, 8-ой и 9-ой. Древние студийские уставы не всегда называли катавасию именно этим именем, а просто “ирмосом”; иногда даже “ипакои.” Евергетидские типики уже говорят “катавасия” Как любопытная подробность греческой богослужебной практики в наше время является пением катавасии не после каждой песни канона, а сразу всех песней 1–8 после 8-ой песни. В обычные воскресные дни, не попадающие в периоды пред- и попразднества, а также и не осложняемые празднованиями каких-либо особых святых, устав положил петь рядовую катавасию в виде ирмосов богородичного канона “Отверзу уста моя… “

Как уже было указано выше, сочетание ирмоса и тропарей канона с стихами библейских песен стало постепенно вытесняться в богослужебном обиходе и, вместо этих стихов, к строфам канона стали присоединяться просто соответствующие запевы в честь Господа, Богородицы, ангелов, Предтечи или других святых, или же просто покаянного содержания “помилуй мя. Боже, помилуй мя.”

4. Акростих

Акростих или “краегранесие,” “краестрочие” представляет собою характерную отличительную особенность нашей гимнографии, в частности, творчества канонов. Акростих заимствован из нехристианской поэзии и очень древнего происхождения. Это — чисто внешнее, техническое украшение канона, или иной гимнографической поэмы. Он обычно, при сочетании начальных букв только ирмосов или только тропарей, или и ирмосов и тропарей вместе, дает какую-либо фразу, относящуюся к тому же празднуемому событию, или же очень часто, что особливо ценно, открывает имя автора канона. Не имея никакого богослужебного употребления и никак не выделяясь заметным образом для слуха молящихся, он, тем не менее, важен, как свидетельство о времени написания или же о самом поэте. Ясно, что “краегранесия” заметны и доступны только в греческом оригинале песнопений.

г) Четвертый и последний вопрос, который интересен в связи с канонами, это история научной разработки греческой церковной поэзии или, точнее, одна только фаза в этой истории, а именно научное открытие кардинала Питра, пролившее иной свет на историю нашего церковного песнетворчества.

Как это ни покажется странным, но греческая церковная поэзия была “открыта” только очень недавно и то благодаря научным трудам кардинала Питра. До него не знали даже о существовании этой поэзии. Любопытным и полезным очерком может послужить статья проф. А. Васильева в “Византийском Временнике” [17] СПБ. 1896 г., т. III, стр. 582–633. под заглавием “О греческих песнопениях.” Из слов этого ученого ясно, что вопрос о форме наших церковных песнопений долгое время был совершенно неведом для науки. Бернхарди [18] Grundriss der Griechischen Litteratur, 1860, Ss. 771, В. II. считал, что вообще в Византии поэзии не существовало; она застыла в схоластике. Ни Лев Аляций (1586–1669), ни Бароний не знали о существовании стихотворных форм греческого богослужения. Ученые того времени (Вагнер, 1649) считали, что гимны Миней написаны прозой, а другие (Гретсер), что “закон греческой гимнографии — это произвол.” Знаменитый Гоар (1601–1653) писал: “Греки запоминают твердо общие по словам и напеву песнопения и к последним, как к образцам, применяют другие песнопения, состоящие из одинакового с ними числа слогов.” Это уже шаг вперед в понимании нашей гимнографии. Но тем не менее, даже после открытия кардинала Питра, наш соотечественник иезуит кн. Гагарин уверял, что песнопения греков написаны прозою.

Жан-Батист-Франсуа Питра [19] Род. 1.VIII.1812 г.; священник в 1836 г.; послушник в Солем у Дом Геранже. в 1842 г.; в 1844 — приор аббатства Ст. Жермен в Париже; в 1863 г. кардинал; умер в 1889 г. много путешествовал с научной целью в Англии, Бельгии, Голландии, Италии. Он издает ряд замечательных сборников новооткрытых документов и неизданных актов. Для пополнения своих научных богатств он решается ехать в Россию, хотя, как сам признается в своих письмах, боится там преследований его, как католика. Он отправляется в С.-Петербург и обосновывается там в доминиканском монастыре св. Екатерины. Предварительно он пробыл некоторое время в Москве, имел беседу с митроп. Филаретом. С сентября 1859 г. по январь 1860 г. он работал в Московской Синодальной библиотеке. В Лавре он имел беседу с прот. Горским и архим. Леонидом. В этих своих трудах он нашел рукописные “кондакари” Романа Сладкопевца, сначала на Рождество Христово, на память св. архиепископа Стефана и на день Страшного суда; потом им были найдены и другие экземпляры подобных кондакарей: один в библиотеке Корсиньи, один в Турине и, наконец, четвертый на о. Патмосе. В той рукописи VIII в., которую он нашел в Петербурге, он и напал на “ключ,” открывший ему секрет греческого церковного стихосложения. Ему стало ясно, что греческие богослужебные песнопения — не проза, а написаны особым размером, по строгим законам и соответственно известному ритму и метру.

Им была найдена схолия грамматика Феодосия Александрийского, в которой дано правило для составления церковных песнопений. Оно звучит по-гречески: Έάν τις θέλη ποιησαι κανόνα, πρωτον δει μελίσαι τόν είρμόν, είτα έπαγαγειν τά τροπάρια ίσοσυλλαβου ντα καί όμοτονου τα τω καί τόν σκοπόν άποσώξοντα [20] “Если кто желает составить канон, прежде [ему] необходимо написать ирмос (точнее — написать мелодию для ирмоса), затем прибавить тропари, равные ирмосу по количеству слогов и совпадающие с ирмосом по тоническим ударениям, а также сохраняющие (его) замысел.” .