Михаил Гринберг (Зеленогорский) - Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)

Так, группа ярославских епископов, во главе с митр. Агафангелом, обращаясь к митр. Сергию, определила:

«По Вашей программе начало духовное и божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется

*Многочисленные приходы, получив «Декларацию» «настолько были поражены ее содержанием, что решили за лучшее не задерживать послания у себя и отправили его обратно автору. Почти 90% православных приходов поступили с декларацией по указанному примеру» (245, 155).

156

началу мирскому и земному, во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важнейшего условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви ее Небедным Основателем и присущей самой природе ее — Церкви» (245, 130).

Следует особо указать, что ни одно из известных мне многочисленных посланий, отвергающих принципы митр. Сергея, не имело антисоветской направленности, напротив — все заявляли о лояльности и призывали к мирному сосуществованию и даже сотрудничеству во многих областях общественной жизни. Наиболее характерным является послание группы епископов, находящихся в заключении на Соловецких островах:

«1. Мы одобряем самый факт обращения Высшего Церковного Учреждения к Правительству с заверением о лояльности Церкви в отношении Советской власти во всем, что касается гражданского законодательства и управления...

2. Мы вполне искренно принимаем чисто политическую часть послания, а именно:

а) мы полагаем, что клир и прочие церковные деятели обязаны подчиняться всем законам и правительственным распоряжениям, касающимся гражданского благоустройства государства;

б) мы полагаем, что тем более они не должны принимать никакого прямого, ни косвенного, ни тайного, ни явного участия в заговорах и организациях, имеющих целью ниспровержение существующего порядка и формы правления;

в) мы считаем совершенно недопустимым обращение Церкви к иноземным правительствам с целью подвигнуть их к вооруженному вмешательству во внутренние дела Союза для политического переворота в нашей стране;

г) вполне искренно принимая закон, устраняющий служителей культа от политической деятельности, мы полагаем, что священнослужитель, как в своей открытой

157

церковно-общественной деятельности, так и в интимной области пастырского воздействия на совесть верующих, не должен ни одобрять, ни порицать действий Правительства.

3. Но мы не можем принять и одобрить послания в его целом, по следующим соображениям:

а) в абзаце. 7-м мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства...*

б) послание приносит Правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви...

г) послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т.е. налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917/1918 гг. от 3/16 августа 1918 года...

4. Наконец, мы находим послание Патр. Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным...» (245, 151-152).

Еп. Андрей воспринял «Декларацию» митр. Сергия как «квинтэссенцию цезаропапистского хамства» и считал, что этот документ «по глубине своей антицерковности и предательству был нечто выдающееся и небывало скандальное». В своих воспоминаниях владыка поместил письмо, написанное митр. Сергию епископом Ижевским Виктором (Островидовым), в котором тот писал:

«Но если эта организация покупается такой ценою, что и Церкви Божией, как дома благодатного спасения, уже не остается, а сам получивший организацию перестает быть

*В этом абзаце между прочим говорится: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи» (282 б, 192).

158

тем, чем он был, ибо написано: «Да будет двор его пуст и епископство его да приимет ин», то лучше было бы нам не иметь никогда никакой организации! — Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? — Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие поводы для греха» (127, 11).

Следующим крупным актом митр. Сергия в деле налаживания контактов с государством было данное им интервью представителям советской печати. В тот период, когда значительная часть епископов и младшего клира бьша изолирована от своей паствы, закрьгоались и разрушались храмы и даже колокольный звон был повсеместно запрещен, митр. Сергей утверждал:

«Гонений на религию в СССР никогда не было и нет», закрытие церквей происходит «не по инициативе властей, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих». «Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке». И в заключение, глава Синода заявил, что считает «излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу православную Церковь» (402).

Еп. Андрей вспоминает, что это «Интервью», которое он прочел в.Ярославском изоляторе, «нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников», и он вновь утвердился в мысли, что «святая соборная Апостольская Церковь где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около «его Синода» (127, 22).

Митр. Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях пишет:

«Оказывается, что текст большевики дали митрополиту Сергию за неделю до интервью, а потом держали его в изоляции. Перед ним встала дилемма: сказать журналистам,

159

что гонение на Церковь есть — это значит, что ВСЕ тихоновские епископы будут арестованы, т.е. вся церковная организация погибнет; сказать «гонения нет», — себя обречь на позор лжеца... Митрополит Сергий избрал второе. Его упрекали в недостатке веры в несокрушимость Церкви. Ложью Церковь все равно не спасти. Но что было бы, если бы русская Церковь осталась без епископов, священников, без таинств — этого и не представить... Во всяком случае, не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия» (232, 621).