Хусто Гонсалес - История христианства Том II. От эпохи Реформации до нашего времени.

Кальвин приехал в Женеву в 1536 году с твердым намерением пробыть там не более одного дня, а затем продолжить путь в Страсбург. Но кто-то сказал Фарелю, что в городе находится автор "Наставлений", и в результате состоялась незабываемая встреча, описанная впоследствии самим Кальвином. Фарель, "сжигаемый благородной страстью распространения Благой Вести", изложил Кальвину несколько причин, по которым его присутствие в Женеве было бы крайне желательным. Кальвин почтительно выслушал человека, который был старше его лет на пятнадцать. Но его просьбе он не внял, заявив, что намерен заняться учеными штудиями и что в обстановке неопределенности, описанной Фарелем, это вряд ли возможно. Исчерпав все аргументы и не сумев убедить молодого богослова, Фарель воззвал к их общему Господу и бросил Кальвину вызов со страшной угрозой: "Да будут прокляты Богом тишина и покой, которые ты ищешь для своей работы, если перед лицом такой великой нужды ты отходишь в сторону и отказываешь в поддержке и помощи". Кальвин продолжает рассказ: "Эти слова потрясли и сломили меня, и я отказался от поездки" {7} 7 "Предисловие к комментариям псалмов", Opera 31:26. . Это было началом его стези женевского реформатора.

Кальвин и Фарель. "Да будут прокляты Богом тишина и покой…"

Поначалу Кальвин согласился лишь оказывать помощь протестантским руководителям города, в частности Фарелю, но вскоре богословские знания, юридическая подготовка и реформаторское рвение сделали его центральной фигурой в религиозной жизни Женевы. Фарель, который до того времени был лидером протестантов, с удовольствием стал основным помощником Кальвина. Но идти по пути реформации, предложенному Кальвином и Фарелем, готовы были не все. Два пастыря настаивали, что к решению реформировать церковь надо относиться серьезно, многие же из числа буржуазии, поддержавшей разрыв с Римом, возражали им и распространяли в других протестантских городах слухи о якобы совершавшихся женевскими реформаторами ошибках. Кульминацией конфликта стало обсуждение вопроса о праве на отлучение от церкви. Кальвин утверждал, что для приведения религиозной жизни в соответствие с принципами реформации нераскаявшихся грешников необходимо отлучать от церкви. Городской совет, находившийся в то время под влиянием противников Кальвина, не согласился с этим, заявив, что такая точка зрения представляет собой ничем не оправданный ригоризм. В конечном счете Кальвина, настаивавшего на своей правоте, изгнали из города. Фарелю предложили остаться, но он предпочел отправиться со своим другом в изгнание, а не служить инструментом в руках бюргеров, стремившихся установить такие религиозные правила, которые предоставляли бы множество свобод, но не предполагали бы никаких обязательств.

Кальвин счел это данной ему Богом возможностью вернуться к своим ученым трудам и продолжил прерванную на долгий срок поездку в Страсбург. Но и там он не обрел покоя. В городе была большая община эмигрантов из Франции, изгнанных из страны за веру, и Мартин Буцер, возглавлявший реформаторское движение в Страсбурге, настоял на том, чтобы Кальвин стал их пастором. Именно там он начал проводить богослужения на французском языке и перевел на французский язык несколько псалмов и гимнов, которые пелись в общине французских изгнанников. Там же он подготовил второе издание "Наставлений" и женился на вдове Иделетте де Бюр, с которой жил счастливо вплоть до ее смерти в 1549 году.

Три года, проведенные в Страсбурге, с 1538 по 1541 год, были, вероятно, самым счастливым и спокойным периодом его жизни. Но несмотря на это, он сожалел, что не смог продолжить работу в Женеве, и очень беспокоился о судьбе женевской церкви. Поэтому когда ситуация в этом швейцарском городе изменилась к лучшему и новый городской совет попросил его вернуться, Кальвин без колебаний согласился.

В Женеву Кальвин вернулся в 1541 году и первым делом подготовил несколько церковных постановлений, которые городской совет утвердил с небольшими поправками. Тем самым управление церковью в Женеве передавалось в руки консистории, состоявшей из пасторов и двенадцати "старейшин" из числа мирян. Поскольку пасторов было всего пять, мирские старейшины составляли в консистории большинство. Но Кальвин пользовался таким высоким авторитетом, что консистория обычно следовала его рекомендациям.

В течение следующих двенадцати лет между консисторией и городским советом не раз возникали трения, так как церковный орган, следуя указаниям Кальвина, стремился подчинить жизнь граждан, которые в то же время были членами церкви, строгим требованиям, что не всегда нравилось городскому совету. В 1553 году к власти опять пришла оппозиция, и положение Кальвина стало шатким.

Именно к этому времени относится суд над Мигелем Серветом. Сервет был испанским врачом, работы которого в области психологии внесли значительный вклад в развитие медицинской науки. Но он был также автором нескольких богословских трактатов, в которых утверждал, что союз церкви с государством, заключенный после обращения Константина, означал по сути великое отступничество и что Никейский собор, провозгласивший учение о Троице, тем самым оскорбил Бога. Ему удалось бежать из французской тюрьмы, где католическая инквизиция судила его за ересь, но, когда он проезжал через Женеву, его опознали. Его арестовали, и Кальвин составил список обвинений против него из тридцати восьми пунктов. Противники Кальвина в Женеве встали на сторону Сервета под тем предлогом, что он обвиняется в ереси католиками и поэтому к нему надо относиться как к союзнику. Городской совет обратился за советом к другим протестантским кантонам Швейцарии, и все пришли к единодушному мнению, что Сервет – еретик не только по католическим, но и по протестантским меркам.

Это положило конец разногласиям, и Сервет был сожжен на костре, хотя Кальвин выступал за менее жестокую казнь отсечением головы.

Обстоятельства казни Сервета подвергались суровой критике, в частности со стороны Себастьяна Кастеллио, которого Кальвин ранее изгнал из Женевы за истолкование Песни песней как поэмы об эротической любви. Но и впоследствии сожжение на костре известного врача Сервета многие считали символом крайнего догматизма Кальвина. Безусловно, есть достаточно оснований для такой суровой оценки и самого суда, и той роли, которую во всем этом сыграл Кальвин. Но не надо забывать, что в то время с ересью в Европе в равной степени боролись как католики, так и протестанты. Сервет был приговорен к казни и французской инквизицией, которая не сожгла его на костре только потому, что ему удалось бежать.