А. П. Лебедев - Духовенство в Древней Вселенской Церкви

Зло к концу IV века настолько усилилось, что лучшие пастыри церкви вынуждены были выступить с грозным публичным проповедническим словом против нравственного растления — растления, прикрывавшегося именем подвижничества. Разумеем Иоанна Златоуста, который вынужден был произнести две длинных и суровых проповеди в Константинополе против живущих со сводными женщинами и против этих женщин. [679]

Полагают, что эти проповеди имеют в виду константинопольское духовенство. Действительно, содержание этих проповедей показывает, что по преимуществу обличения направлялись против лиц духовных. [680] Это, конечно, предполагает, что лица духовные того времени были большей частью холостыми, но так это и действительно было в более древние времена церкви. Поводом к указанному сближению во времена Златоуста девы выставляли то, что не имея отца или брата, они нуждаются в покровителе, почему и живут с каким-либо мужчиной. [681] Мужчина, со своей стороны, оправдывал себя тем, что он желал бы приносить кому-нибудь пользу и помощь, почему и выбирает для этого слабую женщину, и ради трудов своих ждет награды на небесах. [682] Девы, вступавшие в сожитие с мужчинами, часто были лицами состоятельными, и тогда на долю мужчины выпадала задача смотреть за имуществом, надзирать за домом, прислугой — вообще вести все дела. Девы, сожительствующие с мужчинами, если они были бедны, наблюдали за бюджетом мужчин, шили одежду, постилали постель, накрывали на стол, зажигали свечу, омывали им ноги и доставляли прочие удобства. [683]Мужчины были очень предупредительны к своим духовным подругам. Если они, подруги, приходили в церковь, то их духовные братья со всех ног бросались им навстречу, подобно евнухам расталкивали для них толпу народа в храме; в церкви, даже в самые знаменательные моменты богослужения, старались всячески угождать им, оказывая им множество мелких услуг. [684] Обыкновенно мужчины выбирали себе подруг молодых и красивых. [685] Это само собой условливало множество приключений самого интимного свойства. Оставаясь дома с глазу на глаз, сожители позволяли себе поцелуи и объятия; [686] проводили время в приятной болтовне, в веселом смехе, обменивались разного рода нежностями. [687] Если ночью им почему-либо не спалось, они опять сходились вместе, «но не для всенощных бдений», замечает Златоуст, а для того, чтобы понежничать друг с другом в постели и поболтать. Если дева вдруг делалась больна, мужчина ухаживал за ней с предупредительностью подруги и не стыдился в этом случае исполнять для нее всякую службу, более приличную служанкам. [688] Кажется, случалось, что такие сожители, нисколько не стесняясь, жили в одной комнате вместе. [689] В сердцах сожительствующих нередко зажигалось пламя ревности, как бы они были мужем и женой или нежно влюбленными. [690] Кто-нибудь взглянет на подругу его, и тотчас чело сожителя хмурится, злоба закрадывается в его сердце. [691] В обществе ходили различные худые слухи касательно таких сожительствующих; мужчин такого рода называли сластолюбцами, льстецами, женскими угодниками; [692] а дев, говорит Златоуст, называли «несестрою» сожителя и «не супругою», а именем, которое проповедник считал неприличным повторять. Многие в обществе осуждали такое сожительство хуже прямого прелюбодеяния. [693] Сам Златоуст позволяет себе следующий резкий отзыв о мужчинах разбираемого сорта: «Уж если выбирать из двух зол, — говорил он про них, — то я предпочитаю таким клирикам, как эти, сводней открытого разврата. Эти несчастные лишены врачевания, пагубное ремесло осуждает их на погибель, но клирики, о которых говорим, пребывают у самого источника душевного здравия, а между тем не только живут в мерзости разврата, но и посевают его среди добрых». [694] В видах устранения неблагоприятных слухов о них девы приказывали ежедневно приходить к себе повивальным бабкам, чтобы свидетельствовать их и удостоверять, что они остаются нерастленными. Чуть ли не было это каким-нибудь церковным правилом. Не все, однако же, соглашались на такой позорный осмотр: одни соглашались, а другие решительно нет. Златоуст замечает, что иногда случалось, что такие девы становились, однако, матерями. [695] По свидетельству Златоуста, в среде сожительствующих, распространен был довольно странный обычай, по которому женщина не принимала наедине у себя других женщин, а мужчина — посторонних мужчин. [696] Так было на Востоке, в Константинополе, то же было в конце IV века на Западе, в Риме. Об этом находим свидетельство у Иеронима. Этот церковный учитель, изобличая различные беспорядки в римском клире, между прочим вооружается и против сожития с субинтродуктами. Он называет это явление «язвой церкви», девственниц подобного рода «женами без брака». «Пребывают мужчина и женщина в одном доме, — пишет Иероним, — в одной спальне, часто на одной постели». Предлогом такого сожительства поставлялось «духовное утешение». [697]

Церковь, как мы видели, принимала меры в борьбе с этим злом, [698] но проходит немало времени, прежде чем оно было искоренено. На Востоке зло встречалось даже в VI веке. Существует одна новелла Юстиниана, которой, подобно третьему правилу I Вселенского собора, воспрещалось холостым и вдовым священникам, диаконам и иподиаконам держать у себя в доме подозрительных женщин. [699] Нужно полагать, что новелла имела свой raison d'etre. На Западе сожитие с субинтродуктами встречаем даже в IX веке. [700] К искоренению этого обычая на Востоке послужило то, что ввелось в обыкновение, чтобы клирики вступали в брак еще до посвящения в духовный сан. А на Западе обычай держать субинтродукт перешел в простой конкубинат.

Оканчивая нашу слишком затянувшуюся речь, вызванную анализом определения собора Антиохийского III века по поводу Павла Самосатского и его нравственного характера, мы должны заметить еще, что соборное определение, осуждающее Павла Самосатского за различные преступления и заблуждения, дает знать, что и подчиненное ему духовенство в антиохийском округе вело жизнь далеко небезукоризненную. [701] Значит, клир антиохийской церкви во 2-й половине III века был довольно сильно деморализован.

IV. Нравственное состояние духовенства в IV—VIII веках

Переходим к очерку нравственно-общественной жизни пастырей церкви от IV до IX века. Церковные правила, нужно сказать, не начертали для своего времени определенного идеала пастыря церкви. Эти правила выражали свои требования в слишком общих чертах. Например, Василий Великий в одном своем каноническом послании говорит: «По обычаю, издревле водворившемуся в церквах, служители церкви приемлются по испытании со всею строгостью, и все поведение их прилежно исследуется: не злоречивы ли они, не пьяницы ли, склонны ли к ссорам, учились ли в юности, дабы могли совершать святыню». Василий поручает испытание будущих клириков конвикту, в котором сообща жили пресвитеры, диаконы и кандидаты на священнические и церковные должности. [702] Но, понятно, такие замечания о достоинствах пастыря недостаточно рисуют идеал пастыря, как понимали его в церкви с IV века. Однако же, мы не лишены возможности ознакомиться с этим идеалом.