Джеймс Данн - Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства

Отметим также эсхатологическое значение общих трапез Иисуса. Для этого их нужно рассматривать в общем контексте его проповеди. Здесь становится ясно, что Иисус видел в общих трапезах со своим участием предзнаменование мессианского пира (Мк 2:19; 10:35–40; Мф 22:1–10/Лк 14:16–24; Мф 25:10; Лк 22:30; ср. Ис 25.6; 65:13; 1 Енох 62:14; 2 Варух 29:8; 1QSa 2:11–22) (см. также выше § 3.4) [325] См. далее J. D. G. Dunn, 'Jesus, Table‑Fellowship and Qumran', Jesus and the Dead Sea Scrolls, ed. J. H. Charlesworth, Doubleday 1992, pp. 254–272. .

(B) Последняя трапеза Иисуса с учениками стала окончательным выражением того совместного общения, которое составляло важную часть всей его миссии. В частности, она акцентировала характер его миссии как служения (Лк 22:24–27; ср. Ин 13:1–20); она ясно предрекла его смерть (особо отметим мотив "чаши" в Мк 10:38; Лк 22:20; Мк 14:36); в ней эсхатологическая тональность достигла высшей точки, — трапеза как последнее предвосхищение праздника завершения (Мк 14:2; Лк 22:16, 18 -видимо, обет поста в преддверии близкого Царства).

Была ли эта последняя трапеза пасхальной? Мнения ученых расходятся. В пользу утвердительного ответа говорят следующие факты: трапеза вкушалась в Иерусалиме (а не в Вифании), причем ночью; участники пили вино; были произнесены слова интерпретации (Мк 14:17сл. и т. д.) [326] См. особенно J. Jeremias, The Eucharistie Words of Jesus, 3 1960, ET SCM Press 1966, ch. I. . В пользу отрицательного ответа: вряд ли Иисуса казнили бы в день Пасхи; древнейшие предания не говорят о пасхальном характере этой трапезы. Возможно, самое простое объяснение таково: либо Иисус рассматривал эту вечерю как особую пасхальную трапезу, либо он возвысил значение трапезы, которая в остальном была обычной [327] См. полезную дискуссию в Schweizer, The Lord's Supper, pp. 29–32; B. Klappert, 'Lord's Supper', NIDNTT, II, pp. 527ff.; I. H. Marshall, Last Supper and Lord's Supper, Paternoster 1980, pp. 57–75. .

40.2. Вечеря Господня в первохристианстве. Правомерно ли говорить о вечере Господней в первохристианстве? Мы читаем, что первохристиане ежедневно устраивали общие трапезы (Деян 2:42, 46). По–видимому, эти трапезы рассматривались как продолжение Иисусовых общих застолий: христиане часто сознавали его присутствие среди них, особенно поначалу (Лк 24:30сл., 35; Ин 21:12–14; Деян 1:4; ср. Откр 3:20); кроме того, эти трапезы почти наверняка были выражением их эсхатологического восторга (см. Деян 2:46) [328] Cm. Dunn, Jesus, § 29 и ниже § 67.3. и в этом смысле, подобно общим застольям Иисуса, предзнаменовывали эсхатологический пир.

Как они соотносились с последней трапезой Иисуса? Трудно сказать. Скорее всего это были обычные трапезы: упоминается только хлеб (Деян 2:42, 46), а вино за обычными трапезами не пили: идентичные выражения в 20:11 и 27:35 могут относиться только к обычной трапезе; слова установления/интерпретации не упоминаются, и на них нет даже намека. Когда христиане ожидали скорого завершения, у них практически не было стимула регламентировать формы или создавать обряд воспоминания. При этом факт остается фактом: первоначальная община сохраняла и передавала слова интерпретации, сказанные Иисусом над хлебом и вином (в той или иной форме эти слова действительно восходят к Иисусу; см. выше § 17.2 и ниже § 40.4). В отсутствие точных данных, пожалуй, лучше всего остановиться на таком объяснении: первоначально вечеря Господня праздновалась раз в год и была христианским эквивалентом еврейской Пасхи. В конце концов первохристиане были иудеями; эбиониты, обычаи которых во многом повторяют обычаи Иерусалимской общины (см. ниже § 54), праздновали ее именно как ежегодный праздник [329] Ориген, Комментарий на Евангелие от Матфея 79; Епифаний, Панарион 30.16.1. .

Не следует, однако, предполагать, что первохристиане обязательно четко различали регулярные общие трапезы и те, за которыми они специально повторяли слова, сказанные Иисусом на последней вечере.

40.3. Вечеря Господня у Павла. О вечере Господней Павел говорит только в 1 Кор 10:14–22,11:17–34, но этих упоминаний достаточно, чтобы понять, где евхаристия, праздновавшаяся в Павловых общинах, следовала более ранней традиции, а где отходила от нее. Преемство с более ранней традицией особенно заметно в трех пунктах.

(1) Павел цитирует предание как основу своего понимания Вечери (1 Кор 11:23–25), — предание, которое в конечном счете восходит к последней трапезе Иисуса с учениками. По–видимому, Павел получил это предание от своих предшественников в вере, — хотя его авторитет он усматривает в том, что получил его "от Господа" (см. выше § 17.3).

(2) Вечеря сохраняет эсхатологическую тональность — "…доколе он придет" (1 Кор 11:26). Впрочем, этот момент не особенно сильно выражен: более того, ст. 26 ("ибо…") больше напоминает разъяснение, сделанное лично Павлом, чем часть унаследованной традиции.

(3) Вечеря остается братской трапезой: в 1 Кор 10:18–22 Павел проводит двойное сравнение между жертвенной трапезой в израильском культе (Лев 7:6,15), вечерей Господней и празднеством в языческом храме; цель сравнения состоит в том, что каждая из этих трапез выражает общение (koinōnoi, "общники" — 10:18, 20) [330] Но не в том, что каждая является жертвенной трапезой; см., например, W. G. Kümmel, An die Korinther, HNT, 1949, pp. 181 f.; С K. Barrett, The First Epistle to the Corinthians, Α. & С. Black 1968, pp. 235fT. См. также ниже прим. 23. . Из 1 Кор 11:17–34 ясно видно, что вечеря Господня происходит в контексте трапезы.

В то же время очевидны изменения.

(1) Взаимосвязь между братской трапезой и словами интерпретации над хлебом и вином стала четче, ибо причащение хлебом и вином, видимо, постепенно превращалось в самостоятельное событие и смещалось к концу трапезы. У нас слишком мало данных, чтобы утверждать с уверенностью, но, похоже, богатые коринфские христиане начинали трапезу раньше, а бедняки (рабы и т. д.) обычно могли поспеть лишь к самой вечере Господней (11:21,33). Отсюда обличения в 11:27, 29: "не различать тела", видимо, значит есть и пить не в братском общении с бедными и слабыми; "виновен против тела и крови Господней" — видимо, та же мысль, что и в 8:11сл., и подразумевает грех против более слабого брата [331] Schweizer, The Lord's Supper, pp. 5f. .

(2) Хотя эсхатологическая тональность присутствует, в 11:26 гораздо более сильна обращенность назад, к смерти Иисуса. Здесь мы также видим изменение акцентов: от братской трапезы в целом как символа мессианского пира к вечере Господней как провозвестия о смерти Иисуса.

(3) Не оказался ли сам Павел под влиянием синкретической мысли? Не приобрела ли у него вечеря Господня черты магического ритуала? В пользу такого предположения выдвигались следующие аргументы. (А) В 1 Кор 10:4 слово pneumatikos можно понять как "передающий Дух (Рпеита)". (В) 1 Кор 10:16сл. обнаруживает очень тесное тождество между хлебом и телом Христа, между вином и кровью Христа. (С) 1 Кор 11:29сл. выдает предрассудки самого Павла в данном отношении [332] См., например, Ε. Käsemann, 'The Pauline Doctrine of the Lord's Supper' (1947–1948), ENTT, pp. 108–135; J. Hering, The First Epistle of Saint Paul to the Corinthians, 1948, ET Epworth 1962, p. 120. . Язык Павла действительно допускает такую интерпретацию. Однако нужно учитывать следующее. (А) В 1 Кор 10:1–13 Павел предостерегает коринфян против именно такого сакраментализма, считая его искажением вечери Господней. Поскольку 10:1–4 есть аллегория ("скала" аллегорически обозначает Христа и т. д.), слово pneumatikos лучше понять как "аллегорический" (см. выше § 22.5). (В) Хотя в 10:16сл. действительно можно увидеть эллинистическое представление о единстве с культовым божеством (Христом) через поедание его тела, ст. 20 показывает: Павел скорее мыслит в категориях общения и партнерства (общения, выражаемого через участие в одной трапезе, за одним столом). Важно не столько то, что именно едят и пьют, сколько приобщение (koinōnia) одному хлебу и одной чаше (ст. 16); верующие едины, ибо делят один хлеб (ст. 17), а не из‑за действенности хлеба самого по себе (см. выше прим. 20). (С) В 1 Кор 11:29сл., поскольку коринфяне преувеличивали, а не преуменьшали значение вечери Господней (10:1–13), Павел, очевидно, считает болезнь и смерть следствием греха против общины (тела Христова — ср. 5:5), а не действием причастия как такового [333] См., например, A. J. Β. Higgins, The Lord's Supper in the New Testament, SCM Press 1952, pp. 72f.; Kümmel, Theology, pp. 22If. .