Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

Таким образом, священническая версия в ее окончательном виде заканчивается текстом, обращенным к уведенным в вавилонский плен евреям, которые могут ожидать возвращения домой, но еще не могут этого сделать, вселяя в них надежду и уверенность. Такое же послание содержится в поэтических главах Ис 40–55.

Вступление (или возвращение) в землю — дар Бога, который Израиль должен принимать с верой. Центральный сюжет книги — рассказ о вхождении в землю, однако главной темой все–таки остается забота о чистоте и святости.

Не оскверняйте земли, на которой вы будете жить; ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее. Не должно осквернять землю, на которой вы живете, среди которой обитаю Я; ибо Я Господь обитаю среди сынов Израилевых

Забота о недопущении нечистоты и скверны в священнической традиции всегда первостепенна. В святую землю святого Бога может войти только святой народ. Длинный перечень заповедей, касающихся святости, в книгах Исхода, Левит и Числа неотделим от представления о земле обетованной как о святом и чистом месте. Читатель должен поверить в то, что святость присуща самой этой земле. Однако существует и альтернативная возможность: земля — лишь то, что лежит на поверхности, в то время как подлинно важным вопросом является святость. В тексте сохранились оба этих акцента, что, в свою очередь, дает некоторую свободу для интерпретации. В любом случае, интерпретаторам всегда следует помнить о том, что древнее представление о земле и святости оказывается связанным с кризисом эпохи плена. Требование святости неотделимо от уверенности во вступлении (или возвращении) в землю обетованную. Даже для Ис 40–55, совершенно иного текста, это сопоставление оказывается значимым. Говоря о «новом исходе», автор также говорит и о «нечистом»:

В начале книги пророк действует в условиях всеобщей нечистоты: нечист народ, нечист он сам (Ис 6:5). Очевидно, что забота священнической традиции о чистоте никогда не была для Израиля маргинальной. В Книге Числа чистота и святость — необходимые условия для вхождения в землю обетованную, щедро подаренную святым Богом святому народу.

История возникновения древнееврейской веры, изложенная в книгах Бытие, Исход, Левит и Числа, прослеживается от творения мира (Быт 1:1–25) до стояния Израиля на берегу Иордана, где должно было произойти проникновение в землю обетованную (Числ 33:48–49, 51–56). Согласно этому собранному из древних фрагментов повествованию, главная цель божественного творения, с еврейской точки зрения, — поселить Израиль в земле обетованной. В движении от сотворения «земли» (earth) к истории «земли» обетованной ( land ) [5] Еврейское слово 'erets («земля»), так же как и русский его эквивалент, имеет несколько значений, для каждого из которых в английском языке используется отдельное слово. — Прим. ред. отражены и намерение Бога Творца, и судьба Израиля, получившего от Бога обетование. Весь материал обработан авторами священнической традиции следующим образом: (а) центр повествования — синайское откровение; (б) все заповеди синайского откровения связаны со святостью и чистотой, поскольку именно из–за нечестия и скверны Израиль лишился своей земли в VI веке до н. э. Читая этот материал, важно помнить, что: (а) он собран из множества самостоятельных текстов; (б) в окончательной форме он представляет собой последовательное повествование с ярко выраженной идеологической направленностью.

Во Второзаконии в развитии повествования наступает пауза: на протяжении всей книги Израиль стоит «за Иорданом в земле Моавитской» (Втор 1:5). Даже в самом конце повествования Моисей и Израиль остаются на том же месте «на равнинах Моавитских… против Иерихона» (34:1). Рассказ заканчивается только в Книге Иисуса Навина (1–4), где продолжается линия повествования, прерванная в главе 33 Книги Числа. Второзаконие оказывается вставным сюжетом между Числ 33–36 и Ис Нав 1–4. Эта вставка представляет собой три пространные речи Моисея, вождя и наставника Израиля, перед тем, как народ войдет в землю обетованную.

Важно понять, что в этой книге мы имеем дело с традицией, совершенно отличной от священнической, доминирующей в Пятикнижии. В первых пяти книгах Библии, Торе, отчетливо выделяются две литературные традиции: священническая в Бытии — Числах и девтерономическая во Второзаконии. Эти две традиции связаны с двумя возможностями интерпретации, существовавшими в Израиле и отражавшими две совершенно разные богословские тенденции. Процесс канонизации поместил их рядом, оставив «шов» между Числами и Второзаконием и создав иллюзию продолжения действия. Для того чтобы понять намерения интерпретаторов, работавших с этим текстом, следует обратить внимание на обе традиции, несущие совершенно разные идеи, по–разному влиявшие на израильскую религию.

Книгу Второзаконие составляют три пространные речи Моисея. Заканчивается она двумя стихотворными текстами и рассказом о смерти Моисея в главах 32–34. Речи Моисея, произнесенные им на берегу реки Иордан, по сути, оказываются последними наставлениями перед вхождением Израиля в землю обетованную. Цель этих речей — предостеречь Израиль от соблазнов, с которыми он столкнется в Ханаане, и побудить его помнить о собственной избранности. Облеченная в форму предостережения и убеждения, традиция увещеваний Моисея оказывается богатейшей, важнейшей и наиболее красноречивой с точки зрения богословской интерпретации во всем Ветхом Завете. Во Втор 1:5 сказано: «Начал Моисей изъяснять закон сей». Это пояснение указывает на то, что Второзаконие играет центральную роль во всей синайской традиции, представленной в Торе. Благодаря этому введению вся традиция оказывается связанной с авторитетом и творческим воображением Моисея.

Первая речь Моисея (1:6–4:49) представляет собой общее наставление о вхождении в землю, в ней перечисляются основные требования синайского Завета, самое важное из которых — отказ от идолослужения (4:15–20).

Третья речь Моисея (29:1–31:29) затрагивает переход, который предстоит совершить Израилю от поколения Моисея до поколения Иисуса Навина. Если в первом случае акцент ставится на даровании Торы на Синае, то во втором — на земле обетованной. Моисей представлен как человек Синая, Иисус Навин — как человек земли обетованной. Все это указывает на траекторию развития интерпретации Второзакония, заботившейся, прежде всего, о соединении заповедей Торы с завоеванием земли.