Тимоти Келлер - Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих

Посмотрим, какие выводы отсюда следуют. Если мы вновь зададим вопрос о том, почему Бог допускает существование зла и продолжение страданий, и обратимся к кресту Иисуса, мы все равно не поймем, в чем состоит ответ. Зато теперь мы знаем, какой ответ не годится. Не может быть, чтобы Он не любил нас. Не может быть, чтобы Он оставался глухим к нашим страданиям или отрешенным от них. Бог принимает наше горе и страдания настолько серьезно, что готов взять их на себя. Альбер Камю понимал это, когда писал:

Богочеловек [Христос] тоже страдает, проявляя терпение. Зло и смерть уже нельзя всецело вменить Ему в вину, поскольку Он страдает и умирает. Та ночь на Голгофе занимает в истории человечества такое важное место лишь потому, что в ее тени божественность недвусмысленно отказалась от своей традиционной привилегии И выдержала до самого конца и вплоть до стадии отчаяния предсмертные муки. Это объясняет и «лама савахфани?», и пугающие сомнения Христа во время агонии [55] Эссе (Albert Camus, Essais, Gallimard, 1965), с. 444. Переведен и процитирован Брюсом Уордом в работе «Прометей или Каин? Альбер Камю о западном стремлении к справедливости» (Bruce Ward, “Prometheus or Cain? Albert Camus’s Account of the Western Quest for Justice”, Faith and Philosophy, April 1991; 213). .

Следовательно, если мы примем христианское учение о том, что Иисус есть Бог и что Он пошел на крест, то обретем глубокое утешение и силу в столкновениях с грубой действительностью жизни на земле. Мы будем знать, что Бог – поистине Иммануил, «С нами Бог», даже в самых тяжких из наших страданий.

Мне думается, мало просто знать, что Бог с нами во всех наших невзгодах. Нужна также надежда, что наши страдания «не напрасны». Вы когда-нибудь замечали, с каким отчаянием говорят об этом люди, потерявшие близких? Они стремятся изменить законы или социальные условия, которые привели к этой смерти. Им необходимо верить, что смерть тех, кто им дорог, стала залогом новой жизни, а из несправедливости выросла справедливость.

В утешение страдающим христианская вера предлагает не только учение о распятии, но и факт воскресения. Библия учит, что будущее – это не бесплотный «рай», а новые небеса и новая земля. В главе 21 Откровения Иоанна Богослова мы видим не то, как люди попадают на небеса, а скорее, как небеса спускаются и очищают, обновляют и совершенствуют здешний материальный мир. Конечно, с точки зрения секуляристов, в будущем нет возрождения после смерти и завершения истории. Согласно учениям восточных религий, мы теряем свою индивидуальность и возвращаемся к великой мировой душе, следовательно, наша материальная жизнь в этом мире исчезает безвозвратно. Даже религии, которые признают существование рая на небесах, считают его утешением за все утраты и мучения земной жизни и за все радости, которые могли в ней быть.

Библейская точка зрения – воскресение; не будущее, служащее всего лишь утешением за жизнь, которой у нас никогда не было, а возвращение к жизни, к которой мы всегда стремились. Это означает, что все ужасы, которые когда-либо произошли, будут не только исправлены и отменены, но и в каком-то смысле подчеркнут вечную славу и радость.

Несколько лет назад я видел страшный сон, в котором погибли все мои близкие. Проснувшись, я испытал ни с чем не сравнимое облегчение – и не только его. Каждый близкий человек доставлял мне невыразимую радость. Я смотрел на них и понимал, как благодарен за то, что они есть, как крепко я люблю их. Но почему? Мою радость значительно усилил кошмар. Мой восторг после пробуждения вобрал в себя ужас, так что в итоге моя любовь к близким только усиливалась оттого, что я терял и снова обретал их. Та же динамика вступает в действие, когда мы теряем то, чем обладали, принимая как должное. Вновь обретая его (хотя уже думали, что утратили навсегда), мы дорожим найденным сокровищем, ценим его гораздо выше.

Возвращение Иисуса на землю – это радикально новая идея

В греческой философии, особенно в философии стоиков, одно убеждение гласило, что история – это бесконечно повторяющийся цикл. Время от времени вселенная перестает развиваться и сгорает в гигантской вспышке палингенеза, после чего история начинается заново, с чистого листа. Но в Мф 19:28 Иисус говорит о своем возвращении на землю как о том самом палингенезе. «Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии (греческое палингенезис), когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей…» Это радикально новая идея. Иисус утверждал, что вернется с такой властью, что сам материальный мир и вселенная очистятся от порчи и скверны. Все исцелится, все, что могло произойти, произойдет.

Вскоре после кульминации трилогии «Властелин колец» Сэм обнаруживает, что его друг Гэндальф не мертв, как он думал, а жив. Сэм Гэмджи восклицает: «Я думал – ты мертвый! Я думал – я и сам мертвый. Значит, все грустное, что Шло – это неправда ?». [56] Дж. P. P. Толкин, Возвращение короля, глава «Кормалленское поле». (Перевод Н. Григорьевой, В. Грушецкого. – Прим. пер.) Ответ христианства на этот вопрос – «да». Все грустное оказывается неправдой и то, что некогда было разрушено и потеряно, каким-то образом становится чем-то большим.

Принятие христианских доктрин о воплощении и кресте служит глубоким утешением в страданиях. Учение о воскресении может вселить в нас неугасимую надежду. Нам обещают, что у нас будет жизнь, о которой мы мечтаем, но это будет бесконечно более прекрасный мир, чем если бы никогда не было необходимости в храбрости, стойкости, самопожертвовании и спасении [57] Возможно, именно по этой причине Джордж Макдональд сказал: «Мы не знаем, сколькими радостями жизни мы обязаны неразрывно связанным с ними горестям. Сама по себе радость не открывает глубочайшую истину, хотя глубочайшая истина должна быть не менее глубокой радостью» («Фантастес», George MacDonald, Рhantastes: A Faerie Romance, Eerdmans, 1981), с. 67. .

Достоевский нашел идеальные слова, когда писал об этом:

Я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидовского ума, что, наконец, в мировом финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими их крови, хватит, чтобы не только было возможно простить, но и оправдать все, что случилось [58] Федор Достоевский, «Братья Карамазовы», глава 34. Думаю, следует отметить, что Достоевский вовсе не имел в виду, что само зло можно оправдать. Бог может воспользоваться злом, чтобы принести еще большее благо, тем не менее зло остается злом, следовательно, оно недопустимо и не имеет оправданий. .