Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире

Любовь к бесчестию есть исцеление раз­дражительности; псалмопение же, милосер­дие и нестяжательность суть убийцы печали (прп. Иоанн Лествичник).

Не унывает кто на Бога уповает.

Русская народная пословица

Уныние есть изнеможение души,

а душа в изнеможении, не имея того,

что ей свойственно по естеству,

не устаивает мужественно и против искушений.

Прп. Нил Синайский

Унывать, по словарю Даля, означает грустить, безнадежно падать духом, робеть, отчаиваться, терять всякую бодрость и надежду, не находить ни в чем утешения.

Унынием в аскетике называют изнеможе­ние, усталость души.

«Как больной не выносит тяжелого бреме­ни, так унылый не в состоянии тщательно испол­нить Божие дела; ибо у того телесные силы в расстройстве, а у этого не осталось сил душев­ных» (прп. Нил Синайский).

Разницу между печалью и унынием уловить иногда бывает довольно сложно, тем более что первая страсть часто перетекает во вторую. Тем не менее мы попытаемся обрисовать различия. Печаль суетна и побуждает на многие хлопоты и размышления.. Одержимый печалью человек или стремится как-то обустроить свою жизнь, или переживает о том, что это не удается. Так, поте­ряв корову, он пытается понять, где был недо­смотр, и еще с большим усердием принимается охранять остальных коров. Заболев простудой, он начинает сокрушаться о том, что вчера съел мороженое.

Иначе проявляет себя уныние. Потеряв ко­рову, человек, одержимый унынием, перестает охранять остальных коров вообще, заранее уве­ренный, что все равно все они потеряются или будут украдены. А заболев, не пытается лечить­ся, внушая себе, что лечиться абсолютно беспо­лезно. Если человек, одержимый печалью, недо­оценивает Промысл Божий о себе, то одержи­мый унынием недооценивает Его милосердие. Печаль заставляет надеяться исключительно на собственные силы, уныние же отнимает надежду вообще. Даже акт самоубийства, являющийся следствием печали, есть не что иное, как самово­лие. Как объясняют свое намерение самоубий­цы: «Это единственный выход, я загнан в тупик, и ничего не остается больше делать» — не есть ли это последняя попытка настоять на своем? Уныние не ведет к самоубийству, ибо человек не верит ни в Божию милость, ни в собственные силы. Печаль можно утолить, если убрать при­чину оной (вернуть потерянное имущество и т.д.), уныние, как правило, не имеет какой-то конк­ретной причины, только мнимую (если человеку, впавшему в уныние из-за потери имущества, Вернуть потерянное, он не обрадуется: в этот раз нашлось, а в другой не найдется).

Уныние нередко имеет выраженную хроно­логическую зависимость: усиливается в полу­денные часы, что дало основание именовать его «бесом полуденным». К ночи обычно страсть эта уменьшается или стихает вовсе.

«Бес уныния, который также называется «полуденным» (Пс. 90; 6), есть самый тяжелый из всех бесов... Прежде всего этот бес застав­ляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается непод­вижным, и день делается словно пятидесяти­часовым. Затем бес понуждает монаха посто­янно смотреть в окна и выскакивать из келлии, чтобы взглянуть на солнце и узнать, сколько еще осталось до девяти часов, или для того, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-либо из братии. Еще этот бес внушает монаху нена­висть к месту, роду жизни и ручному труду, а также мысль о том, что иссякла любовь и нет никого, кто мог бы утешить его. А если кто-нибудь в такие дни опечаливает монаха, то и это бес уныния присовокупляет для умножения ненависти. Далее сей бес подводит монаха к желанию других мест, в которых легко найти все необходимое ему и где можно заниматься ремеслом менее трудным, но более прибыль­ным. К этому бес прибавляет, что угождение Господу не зависит от места, говоря, что по­клоняться Ему можно повсюду (Ин. 4; 21-24). Присовокупляет к этому воспоминание о род­ных и прежней жизни; изображает, сколь дли­тельно время жизни, представляя пред очами труды подвижничества. И, как говорится, он пускается на все уловки, чтобы монах покинул келлию и бежал со своего поприща»

Авва Евагрий

Задолго до научных психиатрических изуче­ний депрессивных состояний святые отцы опи­сали достаточно точно и достоверно клиничес­кую картину этого душевного недуга. Уныние порождает чувства утомления, отвращения, со­жаления о якобы потерянном времени, внуша­ет, что человек не может спастись, что усилия его тщетны, труды пропали даром и прочее; приводит его в физическое изнеможение, дос­тавляет беспокойство, вызывает смятение ума, волнение души, которая лишается в это время своих благоприобретенных добродетелей и твердости. Человек становится малодушным, уязвимым, неспособным для духовных усилий и подвигов.

Иногда уныние имеет довольно ярко выра­женные физические симптомы. Оно сопровож­дается тяжелым сном и тяжелым пробуждени­ем. Резко повышается утомляемость, появ­ляется одышка. Кроме того, наблюдается фак­тически полная атрофия воли. Трудно заставить себя делать повседневную работу, тяжело со­средоточиться. Внимание становится несобран­ным и рассеянным. Часто посреди фразы или какого-то дела человек будто отключается на несколько секунд, а включившись обрати, не может вспомнить, о чем говорил или что соби­рался сделать.

«Пишешь, что иногда такая скука нападает, что не знаешь, что и делать. Скука бывает от безделья, а если ты занят и у тебя дело есть, то это не скука, а тоска — нежеланная гостья монаха и живущего с монахами. Иначе назы­вается она «уныние» — бес полуденный. Помнишь, говорится в Библии про Саула: И возмущал его злой дух (1 Цар. 16, 14). Давит душу тяжело, апатия в мир тянет, к людям. Монахов сей бес сильнее еще давит и душит, особенно кто поддастся ему. Ну, тогда хоть криком кричи, на стену полезай, волосы рви. И у-у, как лихо! Главное, тут молитва на ум не идет, бесчувствие, безвкусие духовное напа­дает. Нужно преодолеть себя, переломить, встать на молитву и класть земные поклоны с молитвою Иисусовою, а потом вслух по-цер­ковному читать псалтырь — кафизмы одну или две. Мне всегда это помогает. Миротворно и умилительно также бывает чтение в эти мину­ты про Страсти Христовы, особенно Гефсиманская ночь: Начал скорбеть и тосковать... Душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26, 37-38). О Господи, Господи! Сделай так, чтобы когда затоскуем мы по Тебе, Радости нашей, тосковали с Тобой бы...

Вас гнетет только бесенок полуденный, а нас, монахов, целый бесище. Только нюни-то тут и распусти — он тебе покажет. А как разо­решься на него, растопчешься, задашь хоро­шую встрепку, небось струсит, сразу сбежит. Потом прогоню полуденного-то и начну ко Гос­поду вопить... И дивно, непостижимо, неведо­мо откуда придет помощь, подкрепление и такая нежная, такая теплая, сладкая ласка, что ни на какие мирские радости и неги не проме­няешь ее. И не страшно тогда одиночество, и никого, ни знакомых, ни друзей — никого не хочется видеть, хотя одни враги лишь кругом жили, и те не страшны... Ты пишешь, что всё тебя оставляет тогда: молитвы нет, душа на­полняется страстями, ум — сомнением, серд­це — унынием, дух никнет. Это есть явный штурм души сатаною, страшный и жуткий, бывает и длительный. Подобные штурмы ис­пытывали и великие святые подвижники. По­мню, с владыкой Арсением гостили на Угреши. Прав митрополит Макарий, он как раз пережи­вал подобный штурм, он сказал нам: «Помоли­тесь обо мне, трудно, тяжко, совсем никну, дух безнадежья полнейшего томит меня». И мы ничем не могли утешить, никак. Об этом без-надежье и туче писала схимонахиня Серафи­ма. Она молилась о нем, и у него прошел этот дух безнадежья и никновения. Но зато на нее сугубо напал дух сей. Так что она криком кри­чала молитву Иисусову».