Алексей Лебедев - Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г.
- Название:Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Алетейя»
- Год:1998
- Город:Санкт–Петербург
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алексей Лебедев - Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. краткое содержание
Эта книга проф. А. П. Лебедева является логическим продолжением его труда по истории Византийской церкви в ΙΧ–ΧΙ вв. Следуя тому же плану, что и в предыдущей книге, автор ставит целью осветить религиозную жизнь византийского общества на протяжении четырех веков. Это был очень сложный период в истории Византии. С одной стороны, происходит упадок ее политического значения и уровня государственной жизни, а с другой стороны — это период подъема византийской культуры и образования (так называемые «комниновское» и «палеологовское» возрождение). А. П. Лебедев рассматривает внутреннюю жизнь Византийской церкви во всех ее аспектах — отношения между Церковью и государством в теории и на практике, нравственное состояние общества в данный период, состояние византийского образования, материальное и нравственное положение клира. Яркие характеристики императоров и константинопольских патриархов значительно оживляют исследование.
Это труд, как и все произведения А. П. Лебедева, имеет под собой солидную научную основу в виде русских и зарубежных исследований, и основан на серьезном анализе разных источников. Он написан живым научным языком и будет интересен как специалистам по истории Византии и Византийской церкви, так и широкому кругу читателей.
Издание снабжено указателями и новейшей литературой по предмету исследования.
Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Остается жалеть, что такие глубокорелигиозные и высоконравственные личности, как император Иоанн и его супруга Ирина, были явлениями, весьма не частыми на византийском троне. Уже наследник Иоанна, сын его Мануил Комнин (1143—1180), был человеком другого характера и направления. Народ византийский, восхищаясь статностью и красотой нового императора, в простоте души воображал, что с силами юности будет соединяться у нового властителя и мудрость старости. [113] Никита Хониат. История Царствование Мануила, кн. I, гл. 1.
Но это была жестокая ошибка. Он наследовал от отца военные таланты, но общественные добродетели Иоанн как будто унес с собой в гроб. Большую часть своего 37–летнего царствования Мануил проводит в бесконечных войнах, а в Византию является, казалось, только для того, чтобы сорить Деньгами, предаваться роскоши и разврату. Он окружил себя иностранцами, которые обирали его — сколько хотели; назначив управлять финансовой частью государства людей строгих и бережливых, Мануил, однако же, в тщетном стремлении прославиться щедростью, по словам историка (Никиты), «без всякой меры раздавал и расточал скопленное. Его пышность и роскошь, как бездна, поглощали государственные доходы». Он находился в позорной и открытой связи со своей родной племянницей, с которой пировал и веселился на прекрасных островах Пропонтиды. Эта страсть императора ложилась тяжким бременем на государство. По словам историка, «сын, родившийся царю от Феодоры (так звали его племянницу), а потом и другие дети переводили на себя целые моря денег». [114] Ibidem, кн VII, гл 2.
Мануил представляет собой первый ясный образец из описываемого нами времени — образец той смеси хороших и дурных качеств, о которой мы замечали, как о характеристической черте византийских императоров от XII до середины XV вв. В самом деле, он является чистым аскетом во время военных походов, спит на палящем солнце, на снегу, терпеливо и спокойно переносит все неудобства походной жизни — и даже умышленно лишает себя всех удобств. Напротив, среди мира, в Византии он может жить лишь в роскоши, утопает в сладострастных оргиях. [115] Ibidem, гл 3.
В религиозном отношении он представляет ту же смесь добра и зла. Мануил глубоко привязан к вере и Церкви, он смиренно преклоняет свою буйную голову перед святостью Церкви, но это не мешает ему в го же время быть жалким, но убежденным суевером. В качестве факта, доказывающего благочестие Мануила, историк Киннам описывает поведение императора при перенесении в Византию одной, впрочем, весьма подозрительной, священной реликвии. Этот историк рассказывает: «Мануил с большим торжеством перенес в Византию священный, издавна лежавший в Эфесе камень и присоединил его к другим священным памятникам столицы. Что это был за камень, — говорит историк, — открывается из следующего рассказа. Когда Христос умер и положен был на камень, то Богородица, припав к нему, горько плакала. Эти слезы, упав тогда на камень, остаются и доныне неизгладимыми. Взяв этот камень, Мария Магдалина плыла на нем прямо в Рим, чтобы, явившись перед лицом императора Тиверия, обвинить перед ним Пилата и иудеев — убийц Христа. Но каким‑то образом занесенная в Эфесскую гавань, она оставила камень здесь. С того времени до настоящего камень оставался в Эфесе. Этот‑то камень перенесен был теперь со светлым торжеством. В торжественной процессии участвовал весь сенат, все духовенство и монашество столицы, участвовал и царь Мануил· Мануил, — отмечает с особенным ударением историк, — даже поддерживал камень своим плечом», а по другому сказанию: «Царь возложил камень себе на хребет», «ибо в подобных случаях — продолжает Киннам, — Мануил смирялся более, чем сколько нужно, и к таким предметам обыкновенно приступал с уничижением ». [116] Киннам. Кн. VI, гл. 8. Ср.: Никита Хониат. Царствов. Мануила, кн. VII, гл. 7.
Но, по–видимому, преданный христианской религии, Мануил в то же время является человеком, насквозь пропитанным суевериями. Он вопрошает у гадателей, сколь долго продолжится ряд царей из фамилии Комниных; получает ответ, что греческое слово άιμα определяет продолжительность царствования его фамилии; отсюда 0Н заключает, что после того, как царствовали уже Комнины с именами, начинающимися с буквы а (альфа) — Алексей, ι (йота) — Иоанн, и буквы μ (ми) — он сам, Мануил, еще остается царствовать одному с именем, имеющим начальную букву а (альфа); беспокоится, кто это будет царствовать после него, так как у него сначала не было детей мужского пола; недоверчиво смотрит на родственников с именами, начинающимися этой подозрительной буквой альфа; называет потом сына своего Алексеем, чтобы в исполнение предречения именно его сын — Алексей — с начальной буквой альфа в имени, царствовал после него; советуется со звездочетами во время беременности своей жены [117] Никита Хониат. Царствов. Мануила, кн. IV, гл. 6, с. 186; кн. V, гл. 7, с. 217
и т. д. Под конец жизни Мануил принимает монашество, но почему? Не потому, что хотел подвигами благочестия загладить пороки своей жизни, а единственно потому, что постигшая его болезнь была смертельной. С какой неожиданностью умирающий Мануил захотел облечься в иноческий чин, это видно из того, что во дворце не оказалось монашеской одежды, пригодной для этого случая, почему на Мануила надели где‑то второпях найденную ветхую и короткую мантию, которая едва достигала колен новопосвященного инока. [118] Никита Хониат. Ibid. Кн. VII, гл. 7.
Последний император из фамилии Комниных, занимавший царский престол в Византии во второй половине XII в., в нравственном отношении был не в пример хуже Мануила. В нем замечается уже решительный перевес зла и безнравственности над лучшими качествами души. Таков был двоюродный брат Мануила Андроник Комнин, занимавший краткое время (1183—1185) византийский императорский трон. Молодость Андроника — это была какая‑то эпопея распутства. Преступные связи с женщинами то завязывались, то прерывались, словом, менялись, как одежды. Свои подвиги по этой части он начал кровосмешением со своей двоюродной племянницей Евдокией. [119] Евдокия была сестрой той Феодоры, которая пользовалась фавором Мануила.
Когда его упрекали за подобную связь, он преспокойно оправдывался тем, что весь его род таков; он говорил, что люди одной и той же породы всегда как‑то бывают похожи одни на других и что он лишь подражает своим родным (иронический намек на тогдашнего императора Мануила). [120] Никита Хониат. Царствов. Мануила. Кн. III, гл. 2.
В целях любовных похождений, Андроник предпринимает путешествие в Антиохию, так как он наслышался о существовании там необыкновенной красавицы, по имени Филиппа. [121] Филиппа — сестра императрицы Марии, второй жены Мануила — и дочь латинского принца Раймунда.
С целью пленить эту красавицу, он с увлечением отдается роскоши, доходит до крайней изысканности в нарядах, с помпою ходит по улицам, окруженный телохранителями с серебряными луками, словом, по замечанию Никиты, он вполне «посвящает себя служению Афродиты». Этим он старался, по выражению того же историка, пленить ту, которая его пленила, в чем он и преуспел. [122] Никита Хониат. Царствов. Мануила. Кн. IV, гл. 5.
Продолжая рисовать нравственно распущенный образ Андроника, Никита следующими чертами описывает его дальнейшие похождения. «Из Антиохии Андроник отправляется в Иерусалим, вспоминая, как кошка о мясе, о прежних своих победах, и занимается новыми проделками. А так как он не привык стесняться в жизни, и до безумия любя женщин, без разбора, как конь, удовлетворял свои похоти, то и здесь вступает в преступную любовную связь с Феодорой», [123] Никита Хониат. Царствов. Мануила. Ibidem.
а эта Феодора была дочерью его двоюродного брата. [124] Феодора — правнучка императора Алексея Комнина и вдова Иерусалимского короля Балдуина.
И этому‑то жуиру судьба предназначила сделаться императором Византии. Его царствование было истинным несчастием для империи. Сначала он приближается к престолу в качестве опекуна малолетнего императора Алексея, сына Мануила (1180—1183), и затем преступлениями пролагает себе путь к престолу. Андроник вкрался в доверие нерассудительного византийского народа и вместе с этим доверием похитил царскую корону. Одной из первых жертв жестокости Андроника была императрица Мария, жена Мануила, и тиран был настолько изобретателен, что мучил несчастную женщину перед смертью и заставил сына ее, малолетнего Алексея, подписать смертный приговор матери. [125] Никита Хониат. Царствов. Алексея II Комнина, гл. 17.
За ней следовала очередь ее беспомощного сына, несмотря на то, что Андроник торжественно клялся, что будет заботиться о благе малолетнего императора. Несчастного юношу ночью задушили тетивой, и Андроник, с презрением попирая ногами труп, приказал отрубить у него голову, представить ее себе и, отметив императорской печатью, велел бросить голову в одно, а труп в другое место. [126] Ibidem, гл. 18.
С юной женой Алексея, с которой этот последний вступил в брак лишь фиктивно — малолетний не мог быть действительным мужем — с этой особой Андроник, престарелый, сгорбившийся, износившийся и хилый, не постыдился насильственно вступить в брак. [127] Никита Хониат. Царствов. Андроника. Кн. I, гл. 1.
Но странный этот брак, конечно, не целомудрил беспутного Андроника. С утверждением на византийском престоле он дает полный простор своим страстям. Историк Никита пишет: «Часто оставлял он столицу и с толпой блудниц и наложниц проводил время в уединенных местах, где воздух благораствореннее; любил выбирать в этом случае поэтические природные пещеры в горах и прохладные рощи и водил с собой любовниц, как петух кур или козел коз на пастбище. Лишь своим придворным, и то немногим, он показывался, а певицам и блудницам у него всегда был открытый доступ: их он принимал во всякое время. Негу и роскошь он любил, — продолжает историк, — подобно Сарданапалу, написавшему на своей могиле: я имею только то, что я ел и студодействовал. Словом, — говорит историк, — он остался эпикурейцем, человеком крайне развратным и до неистовства преданным сладострастию». [128] Никита Хониат. Царствов. Андроника Комнина. Кн. II, гл. 2. Замечательно, Что Андроник делал некоторых благородных византиек своими любовницами против их воли и потом против их же воли постригал в монахини, несмотря на то, что некоторые из них имели мужей. Толкование Вальсамона на 3–е пр. Анкирского cсобра. См. русское издание правил с толкованиями, с. 911—912.
К тому, что нами сказано, присоединялись и многие другие весьма невыгодные черты, характеризующие Андроника. Для него ничего не стоило держать себя самым униженным образом, если ему нужно было достигнуть какого‑либо благоприятного результата: тогда, по выражению историка, он «ласкался как собака». [129] Никита Хониат. Царствов. Алексея II, гл. 12.
Он умел так жалобно заплакать при случае, что своим искусством притворяться мог ввести в заблуждение и не простодушных людей. [130] Ibidem, гл. 13.
Но рядом с этим он являлся неумолимо жесток, когда он знал, что его жестокость легко сойдет ему с рук. Казни и ссылки составляли главный предмет его царских распоряжений. Вскоре по вступлении его в управление государственными делами, «одни из людей знатных, — по словам историка, — были изгнаны из дома и отечества и разлучены со всем дорогим сердцу; другие заключены были в темницы и железные оковы, иные лишены зрения — и всегда безо всякой явной вины». [131] Ibidem, гл. 14.
Самые усерднейшие его слуги не могли быть уверены ни на час в своей безопасности. «Кому вчера подносил он кусок хлеба, — замечает Никита, — кого поил благовонным, цельным вином, с тем сегодня поступал злейшим образом». [132] Ibidem.
Убийства сменяли убийства, его тирания простиралась решительно на всех. «День, — пишет историк, — когда он возвращался в Византию от своих безумных оргий на островах Пропонтиды, был самым несчастным днем. Казалось, ни с чем другим возвращался он, как только с тем, чтобы губить и резать людей, которых подозревал в злоумышлении против себя. Будучи до глубины души проникнут жестокостью, этот человек считал погибшим тот день, когда он не ослепил кого‑либо. Не было пощады даже и слабому полу». [133] Никита Хониат. Царствов. Андроника. Кн. II, гл. 2.
Византийский народ, преимущественно высших классов, вышел, наконец, из терпения, и Андроник сделался жертвой народного бунта. [134] По–видимому, злодеяния Андроника не дают места для благоприятных суждений о нем. Не так, однако же, на самом деле. Если Гиббон называет Андроника «чудовищем» и «Нероном» (т. V, стр. 378; т. VI, 569), то Фалльмерайер (Ostei Anna I, 2) серьезно сравнивает Андроника с Карлом Великим и Петром Великим и называет его величайшим между византийскими императорами. Главную его заслугу видят в том, что он хотел сокрушить испорченный класс аристократов, действительно, Андроник стремился к этому (Никита Хониат. Царствов. Алексея II, гл. 14. Eustathu Narratio de Tessalomca urbe a Normannis capta, cap. 33, 36) Но справедливо можно возражать, что средство спасения государства было столь же опасно, как и то зло, какое хотели искоренить (Oster. Ibid). Впрочем, вопрос о целях бесчисленных убийств, совершенных Андроником, не принадлежит ь области церковной истории.
Но даже в Андронике, этом потерянном человеке, можно наблюдать характеристическую черту других императоров византийских — присутствие в нем доброго элемента рядом со злом. Об Андронике рассказывают, что он обыкновенно зачитывался посланиями ап. Павла, любил испещрять свои письма изречениями великого апостола и не щадил драгоценного металла на украшение его икон. По выражению Никиты Хониата, Андроник походил на сфинкса: «Будучи отчасти зверем, украшенным все же лицом человеческим, не совсем перестал он быть человеком» [135] Никита Хониат Царствов Андроника. Кн. II, гл. 13.
и, прибавим, даже христианином.
Интервал:
Закладка: