Протоиерей Георгий Ореханов - Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Скворцов утверждает, что для окончательного установления редакции понадобилось два заседания Синода. Кроме того, он подчеркивает, что один экземпляр «Церковного вестника» был препровожден «в высокие сферы, впервые тогда осведомившиеся об этом историческом шаге, самостоятельно предпринятом высшей церковной властью» [1057].

Следует заметить, что указанные статьи в «Колоколе» сразу же вызвали бурную полемику в периодической печати и ряд возражений, в том числе указания на неточности, которые содержатся в рассказе В. М. Скворцова. Главной из таких неточностей является утверждение В. М. Скворцова, что формальным поводом к отлучению Л. Н. Толстого послужил доклад Д. С. Мережковского на заседании знаменитых Религиозно-философских собраний. Конечно, этого быть не могло, так как сами заседания начались осенью 1901 г., т. е. уже много позже опубликования синодального акта. Как уже было сказано выше, В. М. Скворцов перепутал два разных выступления Д. С. Мережковского: осеннее, на Религиозно-философских собраниях, и февральское, на заседании Санкт-Петербургского философского общества.

Однако само свидетельство В. М. Скворцова очень знаменательно. Как уже также было отмечено выше, 6 февраля 1901 г., т. е. всего за несколько дней до письма митр. Антония (Вадковского) К. П. Победоносцеву, о котором шла речь, Д. С. Мережковский сделал доклад о Толстом на заседании Санкт-Петербургского философского общества, причем этот доклад сопровождался «протолстовскими» комментариями известного столичного священника Г. Петрова, бывшего тайным поклонником писателя. Существует ли связь между этим докладом и инициативами Св. Синода по поводу опубликования синодального акта, пока сказать трудно, однако можно предполагать, что «выходка» известного и популярного в столице священника и проповедника могла подлить масла в огонь. Если бы память В. М. Скворцову не изменила, он вспомнил бы, что 14 лет назад, т. е. в феврале 1901 г., сам делал в «Миссионерском обозрении» отчет об этом заседании. В этом отчете первый оппонент на докладе Д. С. Мережковского, выступивший, как и сам докладчик, с жесткой критикой писателя, назван по имени (приват-доцент Московского университета А. П. Нечаев). А вот второй, взявший на себя защиту Л. Н. Толстого, по имени не назван. Очевидно, что этим вторым оппонентом и был свящ. Г. Петров. Понятно, почему в 1901 г. В. М. Скворцов в «Миссионерском обозрении» не хотел открывать его имени: складывалась совершенно парадоксальная, если не сказать скандальная, ситуация, когда против Л. Н. Толстого выступил приват-доцент университета, а защищал его православный священнослужитель [1058].

Таким образом, к свидетельству В. М. Скворцова, что «выходка» свящ. Г. Петрова послужила формальным поводом к отлучению, следует отнестись с большим вниманием.

Какие выводы можно сделать на основании изучения воспоминаний В. М. Скворцова?

– Очевидно, что вопрос об отлучении Л. Н. Толстого возник в период, когда первенствующим членом Св. Синода стал новый петербургский митрополит Антоний (Вадковский).

– На митрополита Антония (Вадковского) было, по всей видимости, оказано давление со стороны лиц, вошедших в его окружение; в первую очередь здесь следует назвать владыку Антония (Храповицкого), уже долгое время писавшего против Л. Н. Толстого.

– Непосредственного отношения к идее отлучения К. П. Победоносцев не имел, но, как постоянный автор официальных документов, был привлечен к составлению соответствующего акта.

– С точки зрения В. М. Скворцова, подготовка отлучения проходила без ведома императора.

– Окончательный текст отлучения снова был смягчен по сравнению с исходным вариантом.

– И еще одно замечание. Обращают на себя внимание, как в связи с историей секретного циркуляра митр. Иоанникия, так и в связи с подготовкой синодального акта 1901 г., инициативы священнослужителей (свящ. И. Фуделя и Г. Петрова), о первой из которых (обращение с письмом к автору воспоминаний) В. М. Скворцов в своих воспоминаниях сообщил, а о второй (апология толстовства на обсуждении реферата Д. С. Мережковского) умолчал. Конечно, только воспоминаний В. М. Скворцова для утверждения, что именно действия священнослужителей послужили причиной активизации церковной власти и эскалации церковных прещений в адрес Л. Н. Толстого, совершенно недостаточно. Но следует более серьезно задуматься над вопросом, не был ли косвенной причиной этой эскалации страх священноначалия по поводу того, что недоумения и даже симпатии, связанные с именем писателя, получат более широкое распространение именно в церковной среде.

5. «Слово в Неделю православия», произнесенное в Исаакиевском кафедральном соборе 18 февраля 1901 г} Слово произнес архим. Сергий (Тихомиров), в то время ректор Петербургской семинарии, в будущем митрополит Токийский. Нужно обратить внимание на то, в какой именно день эта проповедь была произнесена: именно в Неделю православия, т. е. в первое воскресенье Великого поста. Таким образом, хотя Л. Н. Толстой [1059]в проповеди не был назван по имени, церковная власть хотя бы частично реализовала свое намерение: в знаковый для Церкви день с высокого церковного амвона был произнесен, правда, очень осторожный и умеренный, но все-таки приговор писателю.

Первая цель проповеди заключалась в том, чтобы объяснить, в чем смысл анафемы «на тех, которые своими заблуждениями уже давно по существу отлучили себя от Церкви». Вторая цель: опровергнуть мнение, что, анафематствуя еретиков, Церковь не поступает по Христовой любви. Другими словами, очевидно, что это «Слово» представляет собой подготовку общественного мнения к предстоящему акту отлучения. Сразу создается впечатление, что в «Слове» речь идет не вообще о смысле чина в Неделю православия, не вообще о еретиках, а конкретно о Толстом, который по имени не назван.

Далее в «Слове» свидетельствуется, что заблуждающиеся сами рвутся из объятий Церкви, а она готова всегда принять их обратно в свое лоно с «любовью безграничной». Исключение составляет случай, когда заблудившийся упорно пребывает в своем заблуждении и с помощью сатаны продолжает «похищать овец из стада Христова», причем последний случай особенно опасен для Церкви, если совершает его «лицо влиятельное». В этом случае, как и в истории коринфской церковной общины, описанной в 1 Кор 5, Собор «не останавливается перед суровостью наказания», чтобы спасти заблудшего с любовью хотя бы «страхом из огня», и предает такового сатане во измождение плоти, но с целью «да дух спасется». Также и в наше время Церковь, сурово изрекая истину о заблудших голосом любви, спасающей «страхом из огня», готова не менее громко провозгласить «утвердите к ним любовь» (2 Кор 2. 8), если заблудшие придут в разум истины и покаются. В «Слове» подчеркивается, что эта крайняя и суровая мера применяется только в случае, если уже не помогают прочие предварительные меры. Наконец, подробно перечисляются все догматические заблуждения этих лиц, которые потом были кратко упомянуты в тексте самого определения, в том числе, между прочим, анафема и на «дерзающих поднимать свою святотатственную руку на помазанника Божия»: отрицание бытия Божия, Промысла, отрицание Бога духовным существом, отрицание Божественного достоинства Христа и Святого Духа, необходимости искупления, приснодевства Пресвятой Богородицы, вечной жизни, церковных Таинств, святых икон. Заканчивается «Слово» утверждением, что все эти лица «сами себя отделили от Церкви». [1060]