Том Холланд - В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Идея, что народ может получить указание небес щадить побежденных и свергать высокомерных, вряд ли была оригинальной. Еще во время расцвета Римской империи Вергилий сформулировал нечто очень близкое по смыслу. Но сильно изменилось понимание людьми того, что может на деле означать «санкция» небес. Также как Константин открыл в Христе намного более могущественного покровителя, чем Афина или Артемида, так и те, кто обратились к страницам Корана, увидели небесного монарха такой безграничной и пугающей силы, что даже не ставился вопрос об изображении его, как это делали христиане со своим Богом – в человеческом облике. Ничто не могло быть не подвластно ему: «Если он захочет, то уничтожит вас, люди. И вместо вас поставит других» 6. Для божества, способного на столь поразительное деяние, что такое уничтожить империю или две? Конечно, замечательно, что Dar al-Islam возник на обломках Персидской и Римской империй, и тому не нужно никакого объяснения (так учили мусульманские мудрецы), которое не шло бы от еще более устрашавшего, тревожащего чуда: откровения пророка Корана. Что удивительного в том, что огонь, зажженный далеко за пределами сфер влияния древних супердержав, распространился, осветив целый мир, если этот огонь есть слово Божие?

И именно здесь, при любой трактовке зарождения ислама как вторжения божества в ход земных событий, – словно молния с небес, ничем не обязанная тому, что происходило раньше, – история должна обязательно соединиться с верой. Прошло четырнадцать веков после жизни пророка Мухаммеда, но убеждение, что он действительно был пророком Бога, продолжает вдохновлять миллионы людей во всем мире. Однако маловероятно, что ученые, воспитанные в светских традициях, сочтут удовлетворительным подобное объяснение того, что на самом деле произошло в начале VII в. на Ближнем Востоке. Объясняя все, есть риск не объяснить ничего. Затруднения историков с рационалистическим объяснением истоков Корана связаны с тем, что с ним, как и с историей происхождения видов, всегда была тесно связана аура сверхъестественного. Мекка – так учат нас биографы пророка – была городом закоренелого язычества, лишенным иудейского и христианского присутствия, расположенным посреди обширной безлюдной пустыни: как еще мы можем объяснить неожиданное появление в ней полностью оформленного монотеизма, полного и со ссылкой на Авраама, Моисея и Иисуса, если не чудом? В определенном смысле светское изучение корней ислама всегда было попыткой найти правдоподобный ответ на этот вопрос. Мусульмане, в высшей степени чувствительные к любому намеку на то, что пророк может быть плагиатором, всегда противились неизбежному результату такого проекта. И все же, если исключить Бога как информанта, вопрос, как вышло, что многие персонажи из Библии изображены в Коране, вовсе не представляется безосновательным. Было выдвинуто предположение, что, вероятно, Мухаммед подвергался иудейскому и христианскому влиянию во время путешествия в Сирию 7. Или, возможно, несмотря на информацию из мусульманских источников, в Мекке на самом деле существовали колонии иудеев, или христиан, или тех и других? 8Или в племени курейш был кризис капитализма – торговцы и финансисты богатели, а нуждающиеся «искали духовное и политическое решение болезням и беспорядкам в городе» 9и нашли его – каким-то образом – в духе века.

Все эти объяснения противоречат одному знакомому камню преткновения. Учитывая, что самые ранние биографы пророка писали почти через два столетия после его смерти, насколько мы можем принять их утверждение, что Мекка VII в. действительно была важным и богатым городом, «матерью городов»? 10Представляется вполне правдоподобным, что она могла быть центром паломничества для местных язычников, но она определенно не являлась неким современным Дубай, процветающим многонациональным торговым городом в глубинах пустыни. Какой смысл тому, кто хочет получить доход, обосновываться на голой безлюдной равнине, в сотнях миль от потенциальных потребителей? Даже немногочисленные караваны, ходившие на север от Химьяра на римский рынок, где уже давно снизился спрос на ладан, двигались по дороге, оставлявшей Мекку в стороне 11. Купец из Александрии мог охотно рассуждать о торговых возможностях, скажем, далекой Индии, даже не упомянув о Мекке, хотя она располагалась у порога его дома 12. В географических справочниках, написанных современниками Мухаммеда – дипломатами, географами или историками, – упоминания о Мекке практически отсутствуют 13. Даже в Коране о ней говорится только один раз. «Он сам отклонил от вас руки их, и ваши руки от них в долине Меккской» 14– хотя это может быть ссылка на долину, а не на город. В древней литературе вообще нет упоминаний о Мекке – ни одного 15. Только в 741 г., более чем через сто лет после смерти пророка, Мекка наконец попала на страницы иностранного текста, да и тогда автор поместил ее в Месопотамию – «на полпути между Уром и Харраном» 16. Отсюда следует, что, какой бы ни являлась Мекка в начале VII в., ее определенно нельзя было назвать растущим городом с разными культурами.

Но как же тогда получилось, что в книге, якобы написанной там при жизни Мухаммеда, главная роль принадлежит монотеизму далекого плодородного полумесяца? Все это очень туманно, и тот факт, что не только Мекка имеет нереально малое значение в первые десятилетия существования Арабской империи, лишь сгущает покров тайны. То же самое можно сказать и о Коране. Как о предполагаемом месте рождения пророка, так и о собрании его откровений в трудах периода нет ни одного упоминания. При первых признаках расцвета исмаилитов патриарх Антиохии предположил, что священная книга его новых хозяев – Тора 17. Такое предположение, разумеется, могло отражать всего лишь сознательную слепоту, но тогда она была свойственна не только епископам. Спустя более чем столетие после смерти Мухаммеда мусульмане – они уже начинали так себя называть – проявляли аналогичное невежество. Даже когда христианские чиновники, следя за особыми верованиями своих арабских господ, начали замечать существование разных «легкомысленных сказок» 18, сочиненных Мухаммедом, мусульманские ученые, желая точно идентифицировать, чему мог учить пророк, все еще могли вообще пропустить Коран. Как, к примеру, Бог желал наказать прелюбодеев? На этот вопрос разные хадисы давали один и тот же ответ, который можно найти в Торе: он желал, чтобы их забивали камнями. А в Коране сказано совсем не это. Там можно прочитать, что Бог, «всегда сострадательный», предлагал дать любодейцам «сто ударов» 19. Как объяснить такое расхождение? Если Коран действительно появился при жизни Мухаммеда и с тех пор сохранялся его последователями как неизменное слово Господа, почему так много мусульманских правоведов – и среди них очень известные личности – не принимают его во внимание как источник для своих решений? Тайна лишь усложняется полным отсутствием комментариев к Корану до IX в., а также фактом наличия разных версий священного текста. (Мусульманский ученый X в. Ибн Муджахид установил то, что впоследствии стало ортодоксией: было семь одинаково значимых чтений Корана; современная идея о том, что есть только один текст, утвердилась только в 1924 г. с публикацией в Каире издания Корана, впоследствии ставшего всеобщим стандартом.) Поэтому вряд ли стоит удивляться, что многие сегодняшние ученые, столкнувшись с догмой, утверждающей, что Коран сохранился неизменным со времен Мухаммеда, в лучшем случае скептически усмехнутся.