Томас Балфинч - Всеобщая мифология. Часть I. Когда боги спускались на землю

В той местности была долина, плотно окруженная кипарисами и соснами, посвященная богине-охотнице Диане. На краю долины имелась пещера, украшенная не искусственно, но сама природа потрудилась над ней, потому что обернула свод ее кровли камнями так изысканно, словно те были подобраны рукой человека. С одной стороны бил источник, а края открытого бассейна были покрыты травой. Сюда приходила богиня леса, когда утомлялась охотой, и омывала свое девственно-божественное тело в искрящейся воде.

Однажды, направившись туда со своими нимфами, она вручила свое копье, стрелы и лук одной, а одежду – другой, пока третья развязывала сандалии с ее ног. Потом Крохала, самая ловкая из них, убрала ее волосы, а Нефела, Хиала и другие принесли воду в большой вазе.

Когда богиня таким образом была подготовлена к процедурам туалета, беспечный Анактеон, покинул своих компаньонов и слоняясь без особой цели, пришел на это место, приведенный сюда не иначе как самой своей злосчастной судьбой. Когда он показался при входе в пещеру, нимфы, увидевшие мужчину, закричали и помчались к богине, чтобы прикрыть ее своими телами. Но она была выше их, и ее голова возвышалась над всеми прислужницами. Лицо Дианы, застигнутой врасплох, залилось краской цвета облаков во время заката или восхода.

Окруженная нимфами, она все же наполовину развернулась и в поспешном порыве искала свои стрелы. Но так как их не было под рукой, она плеснула водой в лицо незваному гостю, добавив следующие слова: «Теперь иди и расскажи, если сможешь, что ты видел обнаженную Диану».

Участь Актеона была ужасной, но главное, он был в этом совершенно не виноват

Тут же пара ветвистых оленьих рогов выросла из его головы, его шея удлинилась, у ушей отросли острые кончики, руки стали ногами, голени удлинились, его тело покрылось пятнистой шкурой. Его прежнюю смелость сменил страх, и герой побежал. Он мог только восторгаться своей собственной скоростью; но как только он увидел свои рога в отражении в воде, хотел воскликнуть: «О, я несчастный!», но за его усилиями звука не последовал. Он стонал, и слезы текли по оленьей морде, которое заняло место его собственного лица. Осталось только сознание своего несчастья.

Что же ему было делать? – пойти домой искать дворец или лежать, спрятавшись в лесу? Сделать последнее он боялся, а первое – стыдился. Пока он колебался, его увидели собаки. Первый, Меламп, спартанский пес, подал сигнал своим лаем, потом Памфаг, Дорцей, Лелапс, Ферон, Нап, Тигрис и все остальные ринулись за ним быстрее ветра.

Он убегал, а они преследовали его над скалами и обрывами, через горные ущелья, которые казались непроходимыми. Там, где часто он охотился на оленя и подбадривал свою свору, его свора теперь гнала его, подбодренная его друзьями-охотниками. Он неимоверно громко хотел выкрикнуть: «Я Актеон; признайте своего хозяина!», но слова не приходили по его воле. Воздух оглашался лаяньем собак.

Тут одна набросилась на его спину, другая же вцепилась в плечо. Когда они схватили своего хозяина, остальная свора нагнала, и они вонзили свои зубы в его плоть. Он стонал – не человеческим голосом, но и не совсем оленьим, и, падая на колени, поднял глаза и хотел бы поднять руки в мольбе, если бы они у него были.

Его друзья и приятели-охотники подбадривали собак и искали всюду Актеона, призывая его присоединиться к охоте. При звуке своего имени он повернул свою голову и слышал, что они сожалели о его отсутствии. Он же, столь нужный им, был здесь. О, как бы он сам порадовался умению подвигам своих собак, но чувствовать зубы в своем тебе было неимоверно горестным. Все они были вокруг него, и яростно раздирали его на части; и пока они не оборвали его жизнь, гнев Дианы не был удовлетворен.

У испанского поэта и прозаика XVII в. Франсиско де Кеведо-и-Вильегаса есть чудесный сонет, посвященный Актеону:

Примечание редактора: У великого русского поэта А. С. Пушкина есть незавершенная поэма «Актеон»:

Судьба Актеона наделала много шума в Элладе и послужила предостережением всем дерзким смертным, чтобы они не соревновались с богами. Но одна, будучи многодетной матерью и весьма влиятельной дамой в своей стране, не усвоила урока покорности. Это была Ниоба, царица города Фивы. И действительно она могла гордиться многим; но это была ни слава мужа, ни ее собственная красота, ни их высокое происхождение, ни сила их царства. Сила которая воодушевляла ее, предметом ее особой гордости были ее дети; и Ниоба действительно была бы самой счастливой из матерей, если бы только не притязала на это.

В то время как раз проходило ежегодное празднование в честь Латоны и ее детей, Аполлона и Дианы. Жители Фив собрались, украсили головы лавровыми венками, принося на алтари ладан и свои молитвы, когда среди толпы появилась Ниоба.

Ее наряд сверкал золотом и драгоценными камнями, а выражение лица было прекрасным, каким может быть лицо женщины в гневе. Стоя поодаль, она и обозревала народ надменным взором.

– До чего же глупо, – заявила она, – предпочитать существо, которое вы никогда не видели, той, что ежедневно появляется перед вашими глазами! Почему Латона должна прославляться служением, а мне ничего не досталось? Моим отцом был Тантал, который был принят как гость за столом богов; моя мать была богиней. Мой муж построил и управляет этим городом, Фивами, а Фригия – мое наследство от отца. Куда я ни обращу свой взор, повсюду я вижу признаки моей власти; а своей фигурой и внешностью я не уступаю богине. Ко всему прочему добавьте, что у меня есть семь сынов и семь дочерей, и надо еще поискать зятьев и невесток, достойными родства со мной. Есть ли у меня, чем гордиться? И вы предпочтете мне Латону, дочь Титана, с ее двумя детьми? У меня их в семь раз больше. И правда, я счастливая, и счастливой останусь. Будет ли кто-то это отрицать? Мое богатство – основа их благополучия. Я чувствую себя достаточно сильной, чтобы выдержать, пусть даже меня и оставит Фортуна. Она, конечно, может забрать у меня многое, но много все же и останется. Если бы я потеряла нескольких из своих детей, и то мне было бы лучше, чем бедной Латоне, у которой их всего двое. Все вон с ваших торжеств, покончите с этим служением – вы служите не той, кто истинно достойна поклонения!» Народ подивился, но послушался, и оставил священные службы незаконченными.