Анна Маркова - Преподобный Серафим Вырицкий

Моя крестная знала отца Серафима еще до войны. В 1937 году батюшка благословил ее семью строиться в Вырице. Достроиться они не успели – началась война.

Муж крестной, которого батюшка и благословил строиться в этих местах, владел немецким язы ком и ушел пешком из Вырицы при наступлении немцев, боясь, что его вынудят работать на них, как знающего язык. Надо сказать, батюшка Серафим не благословил его уходить. И когда муж моей крестной вернулся через несколько месяцев, он был так истощен, что вскоре умер.

Я помню отца Серафима с лета 1945 года. Я уже была большая девочка, перенесла блокаду. Никто из наших близких не знал, где мы, эвакуировалась наша семья или нет. Батюшка Серафим в конце войны благословил крестную добраться до Ленин града, сказав, что кто-то из родных еще в городе есть. А мы всю войну провели в Московском районе, где и жили до войны. «Иди, – сказал батюшка Серафим, – ты их там сразу встретишь». Крестная добиралась очень долго. Это была весна 1944 года. Как и сказал отец Серафим, крестная сразу нашла нас и точно узнала, кто у нас жив, а кого уже нет.

На все лето я приехала к своей крестной в Вырицу. И в течение лета часто бегала к отцу Серафиму. Я помню девочку Ольгу (правнучку батюшки) и келейницу – матушку Серафиму. Мы с ней любили друг друга, и до сих пор я вспоминаю ее с трепетным чувством – она была такая добрая.

Отец Серафим относился ко мне очень-очень тепло. Может быть потому, что у меня не было отца. Думаю, что он так ко всем относился. Но я ощущала это его особенное, именно ко мне обращенное, тепло.

Я росла достаточно крепким ребенком, но в августе того лета я тяжело заболела скарлатиной. В сентябре я не смогла пойти в школу, лежала, при кованная к постели, и буквально умирала. У меня уже была кома. И мама, и крестная, и тетя по не сколько раз в день бегали к батюшке Серафиму рассказать о состоянии моего здоровья. Он очень молился обо мне – я это чувствовала.

Встал вопрос о том, что меня нужно везти в городскую больницу имени Боткина. А тогда была одноколейка. Нужно было четыре часа ехать, а до по езда нести меня на руках. Это было сложно и тяжело, а батюшка все ждал улучшения и не благословлял меня в больницу. Он сказал: «Не надо ее никуда отвозить. Она будет поправляться».

С этого момента я пошла на поправку, хотя болела очень тяжело. Были осложнения на почки и менингит. Как я выжила, трудно сказать. Только молитвами отца Серафима!

Когда я пришла к батюшке первый раз после болезни, он встретил меня в своей келье с такой радостной улыбкой! Был сентябрь 1945 года. Почти никого из приезжих посетителей у батюшки тогда не было. Он встретил меня сидя и сказал: «Ну, вот, Ниночка пришла, чуть к Богу не ушла. А кем ты будешь?» Я, как ребенок, не задумывалась над этим и не знала, кем буду. «А ты будешь врачом и будешь вот так лечить людей, – отец Серафим показал, как я слушаю фонендоскопом сердце и легкие. – Вот так будешь слушать всех».

Больше об этом батюшка не говорил, и мы к этому не возвращались. Ну, сказал старец и сказал, – мы не придали этому значения. И лишь через много лет я вспомнила эти слова отца Серафима. Закончив школу, я поступила в технический ВУЗ, хотя любила медицину. А только потом я поступила в медицинский. И вот уже 40-й год, как я врач-терапевт. Слова батюшки попали в точку, и я до сих пор все еще фонендоскопом слушаю больных.

Я очень хорошо запомнила батюшку в один необыкновенный момент. Это был 1946 год. Отец Серафим еще вставал и ходил. Это было вечером. На рода у него не было. Я пришла и принесла что-то необходимое по хозяйству. Батюшка вышел на крыльцо своей круглой веранды. Он взял в руки цыпленка и показывает мне: «Ниночка, ты посмотри, посмотри, какой он удивительный!» Я смотрела не на цыпленка, а на отца Серафима. Он был в белых одеждах, во всем белом, у него был Крест. И он мне показался таким высоким (хотя он не был высоким)! И какой-то свет был вокруг него. Столько было света, что уже сейчас, будучи взрослой, я думаю: откуда был этот свет? Откуда он падал? Батюшка был такой светлый и сияющий, и глаза его источали такую всеобъемлющую любовь, что я за помнила этот момент на всю жизнь. Запомнила, как батюшка говорил: «Смотри, как божественно и гармонично сотворил Господь все в мире». И сам он тогда весь уже просто сиял и светился.

Каждый раз, когда я потом к нему приходила, он благословлял меня. Меня пускали к нему и тогда, когда он уже очень сильно болел. Я помню, он лежал в своей узкой кроватке в келье, и, когда мы с братом входили, батюшка давал нам яблоки и печенье и благословлял нас.

Ходили к старцу за советом все мои родные: и мама, и крестная, и тетя. Брат очень любил сидеть за рулем, а мать боялась, что, когда он вырастет, будет водить машину. Но батюшка благословил его, и брат проработал за рулем более 40 лет без единой аварии.

В 1946–1948 годах в Вырицу приезжало много монахинь из Пюхтицкого монастыря. После богослужений в праздники они всегда останавливались у крестной. Тогда ставились два самовара. Монахи ни очень много говорили между собой об отце Серафиме. До успения матушки Серафимы, батюшкиной супруги в миру, многие монахини окормлялись и у матушки. Матушка была схимница и очень духовная старица.

Когда я прибегала к отцу Серафиму, у него бывало много народу. Посещали батюшку и очень образованные люди, и разговоры шли об очень многом…

Крестная говорила, что батюшка молился на камне, но я на это не обратила внимания, потому что он всегда молился. Когда бы я его ни видела, я понимала, что он непрестанно молится.

Когда батюшка отошел ко Господу, я приходила с ним прощаться. Гроб стоял в доме, в гостиной. Я очень хорошо помню тепло его руки. Когда я при ложилась к ней, она была совершенно теплая. Меня это так поразило!

Когда я вспоминаю все, связанное с вырицким старцем, то сознаю, что я уверовала в Бога именно через отца Серафима. Никогда не забуду того, что я видела – как батюшка Серафим всех-всех любит.

Даже трудно представить, чтобы он кого-то не любил и к кому-то не имел бы доброты. Чувство любви вокруг него распространялось повсюду и на всех. Это было не просто добро, а вот именно – любовь! Не знаю, как Бог так сотворил, чтобы от одного человека шла такая любовь! Более в жизни никогда я не испытывала такого сильного и явственного ощущения. Верую, что ныне преподобный отец наш Серафим Вырицкий ходатайствует за нас у Престола Божия.

Шел 1947 год. Наша семья только вернулась из эвакуации и мы с родителями жили в Луге. Много было у нас в Луге разговоров о великом старце, сильном молитвеннике, отце Серафиме Вырицком. И мне так хотелось съездить к нему! При первой же возможности я отправилась в путь. Стояли первые июньские дни, только распустились листочки на деревьях. Мне еще не было семнадцати лет. Доехала я до Петербурга, оттуда – до станции Вырица. Куда идти – не знаю. Спросила у людей: «Где у вас батюшка Серафим живет?» «Идите, увидите церковь Казанскую, там недалеко и домик», – говорят. И я пошла. Смотрю – церковь деревянная стоит, могилочки у храма. Подхожу к домику. Веранда большая. Стучусь. Захожу, а там много-много народу. «Здесь живет батюшка Серафим?», – спрашиваю. «Тут, да он не принимает – читайте». На двери объявление: «Батюшка болеет, просьба не беспокоить и не стучать». Это было за два года до батюшкиной кончины.