П Успенский - Новая Модель Вселенной

Химеры и другие фигуры Нотр-Дам передают нам психологические идеи его строителей, главным образом, идею сложного характера души. Эти фигуры представляют собой душу Нотр-Дам, его различные "я": задумчивые, меланхоличные, наблюдающие, насмешливые, злобные, погруженные в себя, что-то пожирающие, напряженно вглядывающиеся в невидимую для нас даль, – как это делает, например, женщина в головном уборе монахини, которую видно над капителями колонн небольшой башенки, высоко на южной стороне собора.

Химеры и все фигуры Нотр-Дам обладают удивительным свойством: около них нельзя рисовать, писать или фотографировать – рядом с ними люди кажутся мертвыми, невыразительными каменными изваяниями.

Объяснить эти "я" Нотр-Дам трудно, их надо почувствовать – но почувствовать их можно. Только для этого следует выбрать время, когда Париж спокоен, а такое бывает перед рассветом, когда в полумраке можно различить некоторых из загадочных существ, которые расположились наверху.

Помню одну такую ночь незадолго перед войной. По пути в Индию я сделал краткую остановку в Париже и последний раз бродил по городу. Рассветало, воздух делался холодным; меж облаков быстро скользила луна. Я обошел вокруг собора. Огромные массивные башни стояли, как бы насторожившись. Но я уже постиг их тайну; я обрел твердое убеждение, которое ничто не могло изменить или поколебать: что этосуществует, что помимо истории преступленийесть и другая история, что возможно иное мышление – то, которое создало Нотр-Дам и его фигуры. Я хотел отыскать другие следы этого мышления – и был уверен, что найду их.

* * *

Прошло восемь лет, прежде чем я снова увидел Нотр-Дам. Это были годы беспрецедентных потрясений и разрушений. И вот мне показалось: что-то изменилось и в Нотр-Дам, как будто он почувствовал приближение конца. В течение всех этих лет, вписавших блистательные страницы в историю преступлений, на Нотр-Дам падали бомбы, разрывались гранаты; и лишь случайно Нотр-Дам не разделил судьбы Реймского собора, этой дивной сказки XII века, ставшего жертвой прогресса и цивилизации.

Когда я поднялся на башню и вновь увидел спускающихся апостолов, я был поражен сколь напрасны, почти бесполезны все старания научить людей чему-то такому, что они не имеют желания знать.

И снова, как я неоднократно прежде, я сумел отыскать лишь один довод, противящийся этому чувству. А именно: возможно, цель учения апостолов и создателей Нотр-Дам состояла не в том, чтобы научить всехлюдей, а лишь в том, чтобы передать некоторыеидеи немногимчерез «пространство времени». Современная наука побеждает пространство в пределах нашей маленькой планеты. Эзотерическая наука победила время. Она знает способы передавать свои идеи неизменными, устанавливать общение между школами, которые разделяют сотни и тысячи лет.

Первое необычное чувство Египта, которое я испытал, возникла у меня по пути из Каира к пирамидам.

Уже на мосту через Нил мной овладело странное, почти пугающее чувство ожидания. Вокруг что-то становилось другим. В воздухе, в красках, в линиях – во всем скрывалась какая-то магия, которой я еще не понимал.

Быстро исчез европейский и арабский Каир; я почувствовал, что со всех сторон меня окружает подлинный Египет; я ощутил его в легком дуновении ветерка с Нила, в широких лодках с треугольными парусами, в группах пальм, в изумительных розовых оттенках скал Мукаттама, в силуэтах верблюдов на дальней дороге, в фигурах женщин, облаченных в длинные черные одеяния, со связками тростника на головах.

И этот Египет ощущался как нечто невероятно реальное, как если бы я внезапно перенесся в другой мир, который к моему удивлению, оказался хорошо знакомым. В то же время я понимал, что этот другой мир принадлежит далекому прошлому. Но здесь он уже не был прошлым, проявляясь во всем и окружая меня как нечто настоящее. Это было очень сильное ощущение, непривычное своей определенностью. Оно тем более удивило меня, что Египет никогда особенно меня не привлекал; по книгам и музеям он казался не слишком интересным, даже скучным. Но сейчас я вдруг почувствовал нечто невероятно увлекательное, а главное – близкое и знакомое.

Позднее, анализируя свои впечатления, я сумел найти им объяснения; но тогда они разве что удивили меня; и я прибыл к пирамидам, странно взволнованный всем, что встретил по пути.

Едва мы переехали мост, как вдали появились пирамиды; затем они скрылись за садами – вновь возникли перед нами и стали постепенно расти.

Приблизившись, мы увидели, что пирамиды стоят не на равнине, простирающейся между ними и Каиром; они высятся на огромном скалистом плато, которое резко вздымается над равниной. К плато ведет извилистая дорога; она поднимается вверх и проходит сквозь выемку, прорубленную в скале. Добравшись до конца дороги, вы оказываетесь на одном уровне с пирамидами, перед так называемой пирамидой Хеопса со стороны входа в нее. На некотором отдалении справа находится вторая пирамида, за ней – третья.

Поднявшись к пирамидам, вы попадаете в другой мир, совсем не тот, в котором находились десять минут назад. Там вас окружали поля, кустарники и пальмы, здесь – другая страна, другой ландшафт, царство песка и камней. Эта пустыня, и переход к ней совершается внезапно и неожиданно.

Чувство, которое я испытал в пути, охватило меня с новой силой. Непостижимое прошлое стало настоящим, и я ощутил его совсем рядом, как будто его можно было коснуться; наше настоящее исчезло и сделалось странным, чуждым, далеким...

Я зашагал к первой пирамиде. При ближайшем знакомстве оказалось, что она сложена из огромных каменных глыб, каждая высотой в пол-человеческого роста. Приблизительно на уровне трехэтажного дома расположено треугольное отверстие – вход в пирамиду.

* * *

Как только я взобрался на плато, где стоят пирамиды, увидел их и вдохнул окружающий воздух, я почувствовал, что они живут. Мне не было нужды анализировать свои мысли об этом – я чувствовал, что это реальная, неоспоримая истина. Одновременно я понял, почему люди, которые виднелись возле пирамид, считали их мертвыми камнями. Потому что они сами были мертвыми! Каждый человек, если он вообще живой человек, не может не почувствовать, что пирамиды живут.

Поняв это, я понял и многое другое.

Пирамиды похожи на нас; у них такие же чувства и мысли, но только они очень стары и очень многое знают. Так они и стоят, думают, перебирают свои воспоминания. Сколько тысячелетий прошло над ними? Это известно только им самим.

Они гораздо старше, чем предполагает историческая наука.