Антон Первушин - Юрий Гагарин. Первый полёт в документах и воспоминаниях

Новый учебный год начался с перемен. Меня и некоторых курсантов перевели в эскадрилью майора Беликова. Командиром нашего звена стал капитан Пенкин, творчески мыслящий, всегда ищущий что-то новое офицер. Я попал в экипаж старшего лейтенанта Анатолия Григорьевича Колосова, который и научил меня летать на реактивном самолете. Но до этого пришлось с головой погрузиться в теорию. Погода благоприятствовала, этому: зима стояла буранная, гарнизон заносило снегами, и летать было нельзя. Мы изучали материальную часть реактивных двигателей, знакомились с основами газовой динамики, познавали законы скоростного полета. Многое из усвоенного раньше теперь предстало в ином свете: иная техника, большие скорости, высокий потолок, другие расчеты, новый подход к делу.

…1956 г., осень, начало учебного года. Добротное и красивое здание училища с многочисленными шумными стаями голубей, гнездящихся с давних времен под крышей. В училище — длинные широкие коридоры и много классов по различным специальностям. Мой класс — по авиационным реактивным двигателям. Класс большой, светлый. У стены установлен на подставке настоящий турбореактивный двигатель, напоминающий огромную грушу. Из груши вырезана «четвертушка», и благодаря этому хорошо видно все внутреннее устройство — компрессор, камеры сгорания, турбина, реактивное сопло. В застекленных шкафах на полках расставлены агрегаты и приборы, на стенах — цветные схемы, плакаты, подвижные макеты.

Сегодня у меня первая встреча с новыми курсантами. Буду им читать курс теории и конструкции реактивных двигателей.

Порядок встречи преподавателя в классе четкий, военный, установлен, как говорится, раз и навсегда. Он сразу настраивает всех на деловой лад.

Только открываю дверь и перешагиваю порог, как старшина классного отделения подает команду:

— Встать, смирно!

Выходит вперед, останавливается передо мной и громко рапортует:

— Товарищ подполковник! Классное отделение прибыло для занятий по авиадвигателям. По списку 25 человек, присутствуют все. Старшина отделения курсант Гагарин!

Пока курсант Гагарин рапортует, я успеваю его разглядеть.

Симпатичный парень среднего или даже немного ниже среднего роста. Лицо строгое, с правильными чертами, но совсем еще юное, с характерными ямочками в углах губ. Волосы острижены под короткую прическу. Ясные голубовато-серые глаза глядят смело. Звонкий голос и открытый взгляд производят приятное впечатление. Он по-военному подтянут, устремлен вперед, весь его вид выражает готовность немедленно приняться за дело. Внешний вид безукоризненный — гимнастерка с начищенными блестящими пуговицами и приколотым комсомольским значком тщательно отглажена и расправлена спереди под ремнем, все складки собраны назад. Из-под застегнутого воротника белоснежной черточкой выступает кромка подшивного воротничка.

Мне известно, что старшиной классного отделения назначают самого дисциплинированного курсанта, но не просто исполнительного тихоню, а обладающего организаторскими способностями и пользующегося авторитетом среди товарищей. Ведь старшина — это командир, руководитель всей группы. Естественно, что из всех курсантов преподаватель прежде всего и лучше других запоминает старшину.

Здороваюсь:

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

Дружный ответ:

— Здравия желаем, товарищ подполковник!

Прохожу к своему столу, подаю команду:

— Вольно!

Старшина командует:

— Вольно! Садись!

Первый урок можно начинать.

Рассматриваю курсантов, сидящих за столами. Странное дело, но на первый взгляд все курсанты кажутся почти одинаковыми. Этому впечатлению способствует единая форма одежды. Однако я уже знаю из предыдущего опыта, что по мере дальнейшего знакомства эта «одинаковость» распадется, у каждого выявится своя индивидуальность. Обнаружится, что один — парень деловой, активный; другой — с ленцой или с хитринкой; этот медлительный, невозмутимый; тот — невыдержан, вспыльчив. Да и по способностям быстро произойдет разделение в глазах преподавателя.

Курсанты, конечно, с не меньшим интересом разглядывают своего преподавателя. Складываются первые впечатления. <���…>

Однажды во время самоподготовки я открыл дверь своего класса, заглянул внутрь и страшно возмутился. Курсанты сидели небольшими группами и в одиночку, занимаясь различными учебными делами. Все это было обычным для самоподготовки, обычным был и негромкий шум что-то обсуждающих голосов. Но в классе был табачный дым! Войдя в класс и оглядевшись, я увидел, что источник дыма находится здесь же. За крайним столом стоял Гагарин, в одной руке он держал какой-то агрегат двигателя, а в другой — дымящуюся папиросу. Мое возмущение было вполне объяснимо, не говоря уже о том, что курение в классе было, конечно, запрещено, я знал, что из курсантов мало кто курит, знал, что до этого не курил и Гагарин.

— Что это значит?!

Вопрос задал таким тоном, что дополнительных разъяснений не требовалось. В классе наступила полная тишина. Я увидел, как Гагарин покраснел, но это не была краска смущения ученика, застигнутого врасплох. Лицо его выражало обиду и даже рассерженность человека, которого не поняли и отвлекли от интересного дела. По этой причине он ответил на вопрос не сразу:

— Товарищ подполковник, я изучаю топливный насос двигателя.

— Я вас не об этом спрашиваю. Я спрашиваю о папиросе!

— Так ведь в насосе много разных каналов просверлено, они во все стороны извиваются, на свет их не увидишь, какой куда идет. Вот я дымом их и проверяю — в одну дырочку дунешь, и сразу видно, куда от нее дым выходит…

Понятно, что положение преподавателя в этот момент оказалось затруднительным. Своим объяснением Гагарин показал, что гнев мой был напрасен. С другой стороны, формально я был прав. Нужно было как-то выходить из создавшегося положения и притом быстро, так как тишина в классе приобретала «вопросительный» характер — курсанты с любопытством ждали моего ответа.

— Ну, вот что. Если уж вы хотите таким методом изучать прохождение каналов, то вам следует взять с собой насос в курительную комнату. А в классе откройте форточки!

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

Инцидент был исчерпан.

Для Гагарина такая дотошность и желание любой ценой разобраться в заинтересовавшем его вопросе были очень характерны. Но вместе с тем он, конечно, не был «сухарем», погруженным по уши в изучение наук. Как и все курсанты, он любил поболтать о разных событиях из учебной и неучебной жизни, любил пошутить и понимал юмор. <���…>

Был в учебе у Гагарина и не совсем приятный эпизод. Он случился в 1957 году, перед началом полетов на реактивных самолетах после окончания теоретического курса. Порядок в училище таков, что к полетам допускаются лишь те курсанты, которые сдали основные предметы с оценкой не ниже, чем «хорошо». Порядок правильный. И вот случилось так, что я выставил по реактивным двигателям Гагарину и еще нескольким курсантам оценку «три».