Александр Гурштейн - Извечные тайны неба

Это может показаться совершенно невероятным, но архитектурными наследниками Стоунхенджа являются и афинский Парфенон, и римский Пантеон, и храм Софии в Константинополе. Вспомните, что поперечник основного каменного кольца Стоунхенджа составляет 30 м, т. е. ровно 100 футов. Фут – древнейшая мера длины, отпущенная человеку природой: это длина ступни. Даже сегодня, намереваясь играть в футбол на лужайке, детвора размеряет небольшие расстояния, приставляя ногу к ноге. В древности этот прием был повсеместным. И 100 футов – архитектурный модуль Стоунхенджа – был вольно или невольно повторен в других величайших архитектурных сооружениях Европы.

Стоунхендж – и обсерватория, и храм. Для примитивных племен каменного и бронзового веков он служил прежде всего величественным символом, местом ритуальных церемоний, устрашающим храмом. Астрономическое значение Стоунхенджа из уст в уста передавалось лишь немногим древним жрецам — друидам. Оно составляло нетленный фундамент их власти среди соплеменников. Но это не имело никакого значения для многочисленных последующих завоевателей. И тайна астрономического назначения Стоунхенджа с течением веков была утрачена.

В Великобритании трудно меняют привычки и привычные взгляды. Традиционно мыслящее английские историки приняли сообщение об астрономическом предназначении Стоунхенджа в штыки. Они отрицали абсолютно все, и в первую очередь, конечно, всякую возможность высокого уровня познаний людей эпохи неолита.

Действительно, как могли люди каменного века мыслить столь отточенными астрономическими категориями и выполнять наблюдения, которые непонятны историкам и требуют расчетов на быстродействующих ЭВМ? Да они никогда вовсе так и не мыслили! Люди каменного века на ощупь, методом бесчисленных «проб и ошибок», по крупицам собрали грандиозный фактический материал и, что важно, не имея письменности, обеспечили его сохранность путем изустной передачи от поколения к поколению. Они не были в состоянии обобщить этот астрономический материал в закономерности, но смогли – и тому свидетелем Стоунхендж! – выработать для него «правила использования»; точно так же как неолитический землепашец имел «правила» для сева, а первобытный гончар – освященную традицией «инструкцию» по лепке глиняных горшков. Это мы, астрономы XX века, исследуем познавательную деятельность древнего человека с помощью математических уравнений и графически выводим ее на экраны дисплеев. В каменном веке все это представлялось совершенно иначе и носило, бесспорно, характер обрядов. Но то были первые ростки современной науки.

Мало-помалу историки смирились с неоспоримыми фактами. Астрономия каменного века, или, как ее сегодня чаще называют, археоастрономия, перестала служить объектом постоянных нападок и получила права гражданства в ряду других исторических дисциплин. Больше того, дальнейшие работы в этом направлении принесли новые неожиданные плоды. Удалось предложить концепцию, которая впервые связно объяснила существование по обе стороны Ла-Манша великанских каменных вех – менгиров.

Слово «менгир» кельтского происхождения; этим термином обозначают одиночные или собранные в группы каменные столбы, которые высятся в Скандинавии, Шотландии, Англии, на полуострове Бретань во Франции; они встречаются также в Сибири и на Кавказе. Каков смысл этих древнейших сухопутных «маяков», высота которых несколько человеческих ростов?

Археоастрономы обнаружили, что английские менгиры – не одиночные камни. В нескольких километрах от каждого камня-великана имеется другой – парный ему камень, гораздо меньших размеров. Пара этих камней образует то, что современные речники называют «створным знаком» – навигационным сооружением для закрепления на местности определенной линии визирования (створа).

Если не вдаваться в подробности, картина выглядит очень просто и ясно. Малый камень фиксирует наблюдательную площадку. Встав рядом с ним, вы смотрите на большой менгир: таким путем пара камней (ближний и дальний) с очень высокой степенью точности (это достигается благодаря большому расстоянию между ними) закрепляет на местности одну-единственную визирную линию. Она отмечает одно из особых положений Солнца либо Луны на горизонте, преимущественно восходы и заходы Солнца в дни равноденствий и солнцестояний.

Ставить громадные камни-менгиры дело долгое и трудоемкое. После их установки люди каменного века старались использовать такие вехи с полной отдачей. Не случайно, что самые крупные менгиры обладают не одним, а несколькими парными камнями, которые образуют с ним не одно, а сразу несколько астрономически важных визирных направлений.

Специалисты по древней среде обитания – климатологи, палеонтологи, палеоботаники – давно пришли к выводу, что 4-6 тысячелетий тому назад климатические условия туманного Альбиона, как образно зовут Британские острова, резко отличались от современных в лучшую сторону. То же самое, впрочем, нетрудно умозаключить даже из простых житейских соображений: каменные последы «хижин» мезолита и неолита теряются теперь среди вересковых пустошей и торфяников, где земледелие в наши дни совершенно невозможно. Место для жилья выбирали там в те времена, когда все обстояло иначе: Альбион не был туманным, а отличался ясной, солнечной погодой. Совершенно иной была и флора: местность не была покрыта густыми лесами и чистый горизонт не препятствовал успешным наблюдениям восходов и заходов ярких светил. Для каких целей понадобились подобные наблюдения? Конечно, для создания необходимого земледельцам календаря.

Совокупность вновь полученных результатов ведет нас к новому пониманию многих проблем. Очень давно – в неолите, а возможно даже раньше – еще до той поры, когда астрономия получила развитие в великих цивилизациях Месопотамии и долины Нила, на северо-западе Европы существовала самобытная культура с умело поставленными наблюдениями небесных светил. Здесь были выработаны свои собственные приемы наблюдений, а астрономия в этих краях развивалась совершенно независимо от шумерской, египетской, вавилонской и других древнейших восточных цивилизаций. Ее, как и повсюду позднее, стимулировали практические нужды и благоприятные условия окружающей среды. Оказалось, что Стоунхендж – вовсе не сооружение, которое не имеет корней и «высится в истории столь же одиноко, как на своей бескрайней равнине». Это не старт, а финиш: не начало новой астрономической эпохи, а ее завершение – закономерный результат долгой цепочки развития астрономических навыков. В дальнейшем, при изменившихся климатических условиях, Стоунхендж не мог более соответствовать своему назначению, и в силу отсутствия письменности память о сокровенном смысле этого великого монумента канула в Лету еще до вторжения на Британские острова очередной волны иноплеменных пришельцев.