Александр Гурштейн - Извечные тайны неба

Попытаемся подойти к проблеме с другого конца и определить, что представляет собой наука. Разумеется, наука – это знания. Но, как известно, человек знающий далеко не всегда заслуживает права называться ученым. Знания – необходимый элемент науки, но они не исчерпывают этого понятия. Как образно сказано в одном труде, наука – не только, так сказать, «совокупность плодов древа познания, но и само дерево, на котором они произрастают».

Да, для науки характерно приобретение новых и, по возможности, истинных знаний. Но мы ясно отдаем себе отчет, что очень многие из родившихся сегодня научных идей не выдержат испытания временем. Они окажутся ошибочными либо, в лучшем случае, применимыми в ограниченных случаях. Это совершенно закономерный для науки процесс: отмирание одних идей и появление им на смену других. Значит, наука оперирует не только с истинными знаниями. Вполне научное утверждение впоследствии не во всех случаях оказывается утверждением истинным. Это дает нам повод не судить слишком строго древних за их заблуждения.

Перебирая один за другим признаки науки в поисках того ведущего признака, который мог бы послужить ее главной характеристикой, мы рано или поздно придем к заключению: главное состоит в том, что наука представляет собой особый вид человеческой деятельности. Она действительно нацелена на приобретение знаний. Но суть-то состоит в том, что наука – система исследовательской деятельности человеческого общества, обладающая своим собственным особым методом. И только метод дает гарантию в том, что наука ведет в конечном счете не к фантазиям и заблуждениям, а к прогрессирующему познанию объективной реальности.

В чем заключается научный метод? В основе его лежит убежденность, что окружающий мир можно познать, и познать силами человеческого разума, без вмешательства потусторонних сил. Научный метод предполагает использование обобщенного коллективного опыта людей, т. е. сведений, не зависящих от конкретной личности. Научный метод предполагает обязательную проверку полученных результатов на практике. Данные, добытые наукой, имеют значение не для отдельной личности, а для всего общества.

Проблема, которую мы здесь обсуждаем, конечно, чрезвычайно сложна. Всмотритесь в фигуру египетского жреца, который следит за предутренним появлением на небосклоне звезды Сотне для определения времени разлива Нила. Кто он: религиозный догматик или ученый? Ведь он отправляет религиозную функцию лишь до тех пор, пока он подтверждает истины, унаследованные от предшествующих поколений. Но вот он обнаруживает ошибочность египетского календаря. И если только он не умалчивает об этом, если он решается поставить под сомнение мудрость предков, он попадает в число еретиков, но исполняет обязанности истинного ученого.

Еще более колоритную фигуру представляет собой шаман. Кто он – исследователь или жрец? На наш взгляд, ответ не может быть однозначен, ибо он целиком зависит от отношения шамана к своим обязанностям: он может функционировать и как тонкий целитель, и как религиозный шарлатан. Важно, что и в этом случае водораздел можно провести лишь по функциональному, методическому, а не по какому-либо иному признаку.

Нас не должно смущать, что говоря о древности, мы сплошь да рядом упоминаем монахов да жрецов. Наукой и религией в давние эпохи в силу очевидных причин могли заниматься одни и те же люди, однако острота возникавших между наукой и религией конфликтов от этого ничуть не снижалась. Достаточно вспомнить многие эпизоды вплоть до сожжения монаха (и великого ученого!) Джордано Бруно.

Итак, мы распознаем науку по методу изучения окружающего мира. А изучение это может быть отнюдь не только научным. Возможно, например, изучение мира художественное, возможно и религиозное. Но наука —вид человеческой деятельности, который благодаря своей рациональности систематически укрепляет положение человека в Природе.

Как только мы встали на изложенную позицию, мы тотчас усомнимся, будто наука возникла впервые в Древней Греции. Нет, мыслители Древней Греции сумели высветить содержание отдельных научных результатов, дать им философское обобщение. Но в силу социально-исторической необходимости частные науки, прежде всего, астрономия, должны были возникнуть гораздо раньше. Где именно и когда? Везде и повсюду, где формировался человек.

Снова и снова повторим: человека создал труд. Но ведь труд – это сознательная, целенаправленная деятельность. Он постоянно совершенствуется, т. е. постоянно приводится в соответствие с меняющимися условиями среды обитания. Деятельность муравья, бобра и даже человекообразной обезьяны трудом не назовешь. Ими руководит инстинкт. Трудиться начал только человек. Сознательный, целенаправленный труд первобытного человека предопределил и необходимость в познании условий среды его обитания, т. е. окружающей человека Природы. Научное познание возникло не из пустого любопытства и не от врожденной человеческой любознательности. Оно проистекало от жестокой необходимости и шло рука об руку со становлением человеческого общества. Так что же, наука возникла вместе с человеком? Нет, такой ответ был бы чересчур поспешен.

Мы ведь подчеркивали, что существование науки предполагает существование вполне определенного – пусть и небольшого по современным меркам – запаса знаний. Таким запасом в период своего рождения человечество, конечно, еще не обладало. Но есть ли в истории рода человеческого эпоха, когда наличие такого запаса знаний выявилось и подтвердилось реальными событиями? Конечно, есть. Это – неолитическая революция!

Разве не был подлинно научными знаниями тот их запас, который привел к одомашниванию животных и возделыванию злаков? Эти знания заметно возвышались над обыденными знаниями эпохи и стали фундаментом первой социальной революции в истории человечества.

Итак, с первых же шагов по Земле первобытный человек-труженик столкнулся с необходимостью познания окружающего его мира. Он по крупицам накапливал конкретные знания, которые отнюдь не были еще религиозными, ибо религия – продукт достаточно высокого уровня обобщения достигнутого. Первые знания первобытного человека были еще всего-навсего научными знаниями по частным вопросам. Но науки еще не было, покуда эти знания не сформировались в некоторую первичную систему. И лишь в ходе неолитической революции эта первичная система реализовалась в коренном преобразовании производительных сил общества. До неолитической революции был этап протонауки, после нее мы вправе считать древнее общество обладателем настоящей науки.

Изложенную точку зрения разделяют далеко не все. В этом направлении предстоит еще большая исследовательская работа. Однако отправная точка поисков наверняка останется без изменения. Говоря словами Ф. Энгельса, «уже с самого начала возникновение и развитие наук обусловлено производством» [7] Маркс К., Энгельс Ф.//Соч. – 2-е изд. – Т. 20. – С. 500. . Науку, тем самым, правомерно уподобить плющу, который устремляется вверх, лишь обвиваясь около какой-нибудь опоры. Конечно, наука растет самостоятельно и имеет свои собственные законы развития. Вместе с тем, ее взлет бывает особенно стремительным лишь тогда, когда она опирается на практические запросы жизни. Требования жизни служат науке той направляющей опорой, которая всегда поддерживает ее развитие.