Арсенал-Коллекция, 2012 №3 (3)

— Мылись, стирались?

— Иногда. В основном на формировке приводили себя в порядок. Я тогда даже не брился, что было брить, пушок. Хотя когда я уходил, у отца была бритва еще с Первой ми­ровой войны, Золинген. Он мне сказал, вот на эту бритву. Умывались, то умывались, старались умываться, самому не­приятно, когда ты не умыт. Бани были позднее, начиная с 43-го года. А в 42-м году, когда отводили в пределах армей­ской, фронтовой полосы.

— Вши были?

— Были. Особенно зимой 43-го — 44-го годов, когда мы наступали, не останавливаясь шли вперед. Подзавшивели. Когда дошли до Могилевск-Подольска — там уже привели себя в порядок, там баня была. В Могилеве-Подольске в квартирах даже ванны работали. А вот уже с весны 44-го го­да мы были чистыми.

— Вас отвели на переформировку в 43-м году, и вы уже получили танки Валентайны?

— Да. А Шермана в 44-м году.

— Валентайны требовали постоянного, большого ухода?

— Думаю, что нет. Они особого ухода не требовали, лишь бы были заправлены горючим и маслом. Двигатель JMC, двухтактный, хороший, прекрасный двигатель был. Нет, они не требовали большого ухода.

— Была взаимозаменяемость в экипаже?

— Жизнь заставляла. Командир танка должен быть все­гда уметь сесть за рычаги управления, вести машину, это в крайнем случае, когда ранен или погиб механик.

— У вас был такой случай?

— Один раз было, садился на короткое время. Механик го­ворит: "Командир, не могу больше рычаги работать". Тяже­ лая все же работа за рычагами работать, и ноги работают, и руки. И я его просто подменил. Вообще такая задача, ког­да жизнь заставит, сам сядешь, ты же знаешь, как завес­ти машину, как трогаться с места.

— Другие члены экипажа умели что-то делать смежное?

— Да. В башне находятся три человека. Командир танка, тогда назывался командир башни, после стали говорить на­водчик и заряжающий. А сейчас весь экипаж состоит из трех человек, потому что механизм заряжания совсем другой. Ко­мандир танка, наводчик и механик-водитель, а заряжающий не нужен. А на Шерманах экипаж был из пяти человек.

— Как вам "Шерман"?

— Нормально. На равнинной местности хорошие машины. Они уступали по огневой мощи нашим танкам, Т-34. Т-34 — это непревзойденная машина, даже с точки зрения ремонтопри­годности. Наши могли, как говорят, экипажем с помощью ба­тальонной летучки выбросить движок, выбросить коробку. Все это сделать в полевых условиях. Импортная техника не бы­ла к этому приспособлена. Ремонт так уж ремонт.

Но, вообще, Шерман был хорошей машиной.

— Какие взаимоотношения были между воюющими на иностранных танках и на наших?

— Они хвастали и мы хвастали. У нас зато был брезент хо­роший. У нас было приспособление разогревать хлеб. Бы­ла такая печечка спиртовая, можно было булку разрубить пополам и разогреть. Или кашу привезли холодную, мож­но было ее разогреть. Отдельный движок был для работы радиостанции. Не надо было, чтобы молотил основной двигатель. Начиная с танка командира роты, мощная хоро­шая радиостанция и у командира батальона тоже. Отдель­ные движки были, чтобы питать радиостанции. Причем просторнее было в Шерманах. Три человека, которые бы­ли в башне, они находились в привилегированном положе­нии. Самое тяжелое место было у радиста.

— Почему?

— Мне не нравилось его место, закуток. Он сидел спра­ва от механика-водителя.

— Зенитный пулемет, который стоял на Шермане?

— Зенитные пулеметы вообще во время войны очень мало использовались.

— Почему?

— Мы были убеждены, что нас и так надежно прикрыва­ют. Мы чаще пулеметы по наземным целям использовали. У нас, кстати, были не ДШК, а БРЕН и автоматы Томсон. Плохие, никуда не годящиеся, начальная скорость сла­бенькая.

— Вас вооружали импортным оружием?

— Да, конечно. Экипаж вооружался Томсонами.

— А у вас личное оружие, какое было?

— Наганы были и пистолеты ТТ. Наганы у танкистов изъ­яли, а пистолеты ТТ обязательное оружие было у команди­ров танка.

— Не пытались заменить на парабеллум?

— Ну, как же не пытались. Гоняли нас, потому что тыло­вым товарищам, им давай парабеллум. Ты покажи, где на­ходится твой ТТ, что ты ходишь с этой немецкой игрушкой. Они старались себе их забрать.

— Кормили хорошо?

— На фронте хорошо. Но всякое бывало, особенно в 44- м году, когда пошли наступать, после Корсунь-Шевченковской операции. Грязища была страшная, пехота несла на себе снаряды, боеприпасы. Идет им дают снаряд, дой­дешь, ты должен сдать. Тебя отметят, что ты сдал, если ты его бросишь по дороге, ты идешь не один, другие смотрят.

— Там не кормили?

— Кухни отставали. Потом приспособились, стали кухню цеплять за танк. Были перебои, только из-за нераспоряди­тельности старшины, или помощники по хозяйственной части, которые занимались в основном продовольственной, медицинской службами, вещевой. Начфин у него был в подчинении.

— Лоза пишет, что ленд-лизовские снаряды не дето­нировали от перегрева. Действительно так?

— Я с таким не сталкивался. Правда, когда меня в янва­ре 1945 года ранило — ни один снаряд не взорвался. А по­лучили от фаустпатрона. Дело было ночью, фаустник под­караулил в кювете, мы остановились,чтобы сориентировать­ся, он в это время запустил.

— Куда он попал?

— Ниже башни, практически в боеукладку.

— Основная ваша цель? Огневые точки противника или бронированные объекты?

— Огневые точки противника. Но и борьба с бронетехни­кой противника тоже.

— Удавалось подбивать вам немецкие танки или бро­нетранспортеры?

— Только бронетранспортеры, танки нет, не буду хвастать.

— В основном противотанковая артиллерия?

— Да. С ними удавалось справляться.

— Вы были сначала командиром танка, а потом ко­мандиром взвода, как вы оцениваете связь между танками?

— Хреновая связь между танками была, это уже позднее стало, а сначала никакой. Смотри какой флажок.

— Танки были не радиофицированы?

— Иностранные танки были радиофицированы, но чест­но говоря, мы плохо владели средствами связи.

— В атаке люки открыты или закрыты?

— Закрыты.

— На защелку или просто прикрыты?

— На защелку закрыты, открывается быстро. Стукнул, защелкнуло, потом повернул, а открывать чуть довернул, на­тянуть кольцо на себя, там помогает открывать пружина. На марше люки все время открыты, закрывали только непо­средственно перед атакой.

— В городе приходилось воевать?

— Да, приходилось.

— В чем особенность?