Авиация и Время 2011 02

Китайские прожектористы позируют фотографу перед очередной тревожной ночью. 1939 г.

После взлета, набрав примерно 4000 м высоты, мы развернулись, чтобы атаковать противника из верхнего эшелона, имея солнце за спиной, и устремились к месту воздушного боя, который уже начинался: над аэродромом крутилась огромная карусель истребителей, гонявшихся друг за другом. Японцы следовали своей прежней тактике: нижняя группа вела воздушный бой на виражах и боевых разворотах, а верхняя крутилась, выискивая себе жертву для атаки на пикировании. Наша эскадрилья, разбитая на две группы по пять самолетов, атаковала нижнюю группу противника с двух сторон: Гриша Воробьев завел пятерку слева, а я справа. Японская карусель рассыпалась, и бой приобрел хаотический характер. Мы вели его по принципу «пары» – один атакует, а другой его прикрывает, японцы же действовали по принципу коллективной ответственности – верхние прикрывали нижних. Японский способ ведения боя был заметно эффективнее…

Сначала царил полный хаос, и стрелять приходилось наугад. Потом мое внимание сосредоточилось на… лейтенанте Иване Карповиче Розинке, который, выбрав себе цель, отважно атаковал ее в пикировании и, догнав самолет противника, открыл огонь из своих четырех пулеметов. Самолет японца охватило пламя, он рухнул на землю, превратившись в огненный шар. Но верхний эшелон японцев крутился недаром. Когда Розинка выводил свой самолет из пикирования, его атаковали сразу два японских истребителя верхнего эшелона и первыми же очередями подожгли «чижика». Попадание было настолько точным, а бензиновые баки настолько полными, что «чижик» не долетел даже до земли. Огненный факел, в который он превратился, оборвал свой путь примерно на высоте полкилометра. Не знаю, был ли ранен Иван Карпович или просто не успел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины, но в эти мгновения он нашел в небе Китая свою огненную смерть…

Я вздрогнул от жгучей обиды, видя гибель товарища, и устремился в сторону одного из японцев, сбивших его. По обычной манере японцев, поставив самолет «свечой», он выходил из атаки, набирая высоту, как раз мимо пары, где я был ведущим. Ведомым был Саша Кондратюк… Я пошел на сближение с японцем, выходящим из атаки, и атаковал его из очень удобного положения – сбоку, когда он летел вертикально, обращенный ко мне макушкой головы, под плексигласовым колпаком… Я хорошо видел летчика и открыл огонь немного раньше. Японец влетел в огненную струю и вспыхнул, как факел. Сначала бензин плеснулся на левое крыло, видимо, пули попали в бензобак, и плоскость сразу охватило пламя, оканчивающееся шлейфом дыма. Японец в горячке еще метров двести выполнял «свечу», а потом перевернулся через крыло и, став в горизонтальный полет, потянул свой охваченный пламенем самолет на восток, в сторону своего аэродрома…» После боя выяснилось, что японский самолет не дотянул до линии фронта – у него отломилась плоскость и летчик, спустившись на парашюте, попал в плен. Едва его привезли, аэродромная китайская прислуга по местному обыкновению взяла японца за руки, за ноги и по команде «Ай-цоли!» («раз-два взяли») разорвала на части.

«Коля Кузьмин сбил еще одного противника, атаковав его из нижней полусферы, под живот, как раз когда японец пытался атаковать наш самолет в самом уязвимом положении… Воздушный бой над аэродромом Лючжоу разгорался. Китайские летчики, потеряв один самолет, опустились на высоту до 100 м и крутились там вокруг аэродрома, наблюдая, как мы ведем бой. Первая группа японцев из нижнего яруса, видимо, расстреляв патроны и израсходовав горючее, собралась в стороне от аэродрома и ушла на восток. Они действовали четко и дисциплинированно, следуя командам, передаваемым по радио. Им на смену подошла новая десятка истребителей, которая взялась за нас со свежими силами, предварительно сбросив на поле аэродрома подвесные бензобаки. Японцы воевали грамотно, не числом, а умением. Их было примерно в три раза меньше, но благодаря правильному тактическому рисунку боя и фактическому неучастию китайцев в нем, нам приходилось довольно туго. Впрочем, и наши ребята распалились. Двойной атакой Кости Коккинаки и Саши Михайлова был подожжен еще один японский истребитель, а мы пока обходились без новых потерь. Бой длился уже около сорока минут, достаточно для того, чтобы летчик успел сорок раз вспотеть и высохнуть, когда стало ясно, что противник, потерявший четыре самолета, начинает выходить из него. Преследовать японцев мы не стали, и горючего оставалось маловато, да и особого желания не возникало, если говорить честно».

1* В истории авиации немало примеров, когда в горячке боя летчики неверно идентифицировали самолеты противника и потом докладывали о появлении у неприятеля машин новых типов. По всей видимости, это один из них. Во всяком случае, у японцев не было одномоторного истребителя с обозначением Тип. 98, и ни один их истребитель, применяемый в Китае в указанное время, не подходит под приведенное описание.

При перелете группы И-16 на аэродром Гуйлинь в качестве самолета-лидировщика использовался транспортный С-47

Поступил сигнал тревоги, и советские летчики-добровольцы готовы к взлету на своих И-16

В бою участвовала также пара И-16 тип 17, пилотируемая С. Супруном и его ведомым Я. Морозом. После посадки в самолете ведущего обнаружили 31 пробоину, в том числе 8 попаданий в бронеспинку. «Итоги первого столкновения с японскими истребителями были благоприятными для нас: если верить китайцам, не дотянув до линии фронта, упало еще 2 японских истребителя, и таким образом мы потеряли только светлой памяти Ивана Карповича Розинку и одного китайского пилота, сбив при этом 6 самолетов противника. Потерю Ивана Карповича мы переносили болезненно… Вечером нас эвакуировали с аэродрома в дом отдыха, что находился километрах в 15-ти от аэродрома. И совершенно правильно сделали: с наступлением темноты японские бомбардировщики снова взялись за наш аэродром и бомбили его до утра: через каждые 40 минут прилетала девятка и сбрасывала бомбы на аэродром Лючжоу».

Старший советник по авиации м-р П. Анисимов в итоговом отчете по «Z» от 9 апреля 1940 г. отмечал, что при бомбардировке аэродромов японцы «применяли, главным образом, фугасные бомбы 100-250, иногда 500 кг. Во всех случаях бомбометание было неудовлетворительное. Бомбы, даже крупных калибров 100-250 кг, упавшие от самолета на расстоянии 5-10 м, больших повреждений самолету не приносили. Самолет иногда получал большое количество пробоин и подлежал ремонту. Только прямое попадание бомбы выводило совершенно самолет из строя».