Авиация и космонавтика 2000 04

"Конечно, отсутствие опыта стрельбы ракетами недостаток мощный, – говорил в беседе автору заметок Борис Староверов. – Но ракеты были с самонаводящимися головками. И потом мы, летчики, пятидесятых, фронтовое поколение, не задумывались особо (так уж были воспитаны), пошли бы на таран. Впрочем, нам потом и была поставлена такая задача. Но минуты бежали, а команды на взлет нет. Мы, понятно, волнуемся, самолет-шпион уже под Семипалатинском… Нас мучили два вопроса. Первый: почему так долго не поднимают, нарушитель улизнет! И второй: как мы пойдем на Семипалатинск? На обратный путь у нас топлива не хватит. Значит, нужен аэродром для посадки.

Мы знали, что под Семипалатинском есть сверхсекретный объект, а неподалеку аэродром, "Москва – 400" называли его в нашей среде. Однако в инструкции для производства полетов, где указываются запасные аэродромы, его не было. Поэтому найти взлетно-посадочную полосу, не зная частот приводных станций, трудно. А лететь в никуда на скоростном истребителе…

Где-то через час после объявления готовности в полк прибыл начальник авиации нашей армии ПВО генерал Яков Пазычко. "Трусы! Вылетайте немедленно, – сразу закричал он. – Идите вдоль Иртыша, там найдете аэродром, а оттуда вас наведут на цель". Мы возразили: кто нас будет наводить? С тем аэродромом у нас нет связи. А если наведут, что нам делать после проведения атаки – катапультироваться? Генерал остыл и принял наши возражения.

Кому-то из читателей непонятно пока: почему нужно катапультироваться, когда аэродром рядом, пусть и другого ведомства? Кто-то справедливо воскликнет: сложность- то в чем? Позвони, узнай данные и взлетай смело. Наконец, необходимые сведения можно передать пилотам в полете. Конечно, так могло и должно быть, но… Тогда создалась до того нелепая ситуация, что дальнейший ход событий, о котором расскажу, уже за пределами здравого смысла. Из полка ушло сообщение "на верх", пара Су-9 готова к взлету, может идти на перехват нарушителя госграницы, дайте координаты запасного аэродрома. А оттуда запрос: аэродром, о котором спрашиваете, секретный, есть ли у летчиков соответствующие допуски? Понятно, соответствующих допусков у нас не было. Последовало: пусть сидят и ждут. Часа два – два с половиной сидели в гермошлемах, высотнокомпенсирующих костюмах, они сильно жмут, но дело-то, конечно, не в этом. Американский летчик-шпион летает над стратегическим объектом, фотографирует, а нас туда боятся допустить – а вдруг узнает, что лишнего о секретных площадках ядерщиков. Все это, понятно, повторюсь, за чертой здравого смысла…"

Проведенный анализ показывает, что "разрешение" воспользоваться летчикам ПВО взлетно-посадочной полосой военно-воздушной базы стратегических бомбардировщиков Ту-95, что располагалась близ Семипалатинского полигона, было востребовано аж в правительстве СССР. До этого вопрос прорабатывался в главных штабах Войск ПВО, ВВС, Комитете государственной безопасности. Интересная картина получилась: U-2 бороздит небо над ядерным полигоном, над базой стратегических бомбардировщиков, а главком Войск ПВО страны маршал Сергей Бирюзов сидит и ждет: дадут его самолетам разрешение на взлет или нет.

Разрешение на взлет было получено в районе семи часов по московскому времени. Понятно, когда Владимир Назаров и Борис Староверов прилетели в район ядерного полигона и стратегической базы ВВС, то U-2 уже ушел – в направлении еще одного важного военного объекта – полигона зенитных ракетных войск.

"Когда мы приземлились на секретном аэродроме, то руководство авиабазы показало запись воздушной обстановки с радара – U-2 такие спирали над полигоном выделывал, – рассказывает Борис Староверов. – Там еще раз убедились в том, что разрешение приземлиться здесь получено на самом верху. Я, летчик, имеющий допуск к ядерным боеголовкам, не мог посещать ничего, кроме столовой, общежития и стоянки своего самолета, а нам было приказано там нести боевое дежурство в течение 15 дней. Летчики стратегических бомбардировщиков все завидовали нашему высотному снаряжению, удивлялись: как это мы не страшимся летать на "трубе".

Обследовав полигон зенитных ракетных войск противовоздушной обороны близ Сары-Шагана, американский самолет-разведчик U-2 взял курс в направлении ракетного полигона Тюра-Там (космодрома Байконур).

К тому времени огромный куст советской ПВО был приведен в высшую степень боеготовности. К перехвату готовились и воины-уральцы, что сыграли главную скрипку 1 мая, но и 9 апреля они вступили в боевую работу.

Рассказывает бывший военный летчик Борис Айвазян, служивший на Урале в одной из авиационных частей:

"Вспоминаю то время, и холодок – по коже… Напряженно было у нас в конце пятидесятых, да и в шестидесятом не легче. Почти каждодневно боевая тревога. Беспокойство доставляли американские самолеты, которые нарушали нашу границу на юге.

Плюс к тому – по струйным течениям запускались воздушные шары с разведаппаратурой. На перехват нас начали посылать в 1959-м, когда появился МиГ-19. Правда, летчики еще не обладали достаточным опытом для этого. Помню, такой случай был.

Объявили тревогу, бежим к самолетам. А в этот момент слышу, что командир полка – отличный фронтовой летчик полковник Борец- кий, можно сказать, на бегу доучивает моего ведомого старшего лейтенанта Игоря Шишелова: "Ты сразу не стреляй, подойди вплотную до метров ста, тогда и пали". Чуть позже к нашему обучению подключился замкомполка Герой Советского Союза Александр Вильямсон. Подбегает ко мне, я уже в машине сидел, и выдал такое, что и сейчас смешно вспомнить: "Ты знаешь, как пушки включаются?" Отвечаю, что, мол, примерно знаю. А Вильямсон, как ни в чем не бывало: "Не теряйся, если сразу старт не дадут, то подучим инструкцию, сейчас ее принесут, я распорядился…"

Такая напряженная обстановка… Мы постоянно находились на аэродроме, в высотнокомпенсирующих костюмах, в костюмах, в готовности немедленно взлететь. Особенно доставалось нам с капитаном Геннадием Гусевым, как наиболее опытным. Мы с ним только двое из полка в совершенстве освоили МиГ-19. Но получилось так, что 9 апреля, когда самолет-шпион галсировал над наисекретнейшими объектами, мне вылететь не пришлось. По самой простой причине, – я проводил политинформацию. Первыми на аэродроме оказались капитан Геннадий Гусев и старший лейтенант Владимир Карчевский. Командир полка (им стал полковник Александр Вильямсон) приказал лететь ведомым Карчевскому.

Тактика наших действий тогда была такая – вылететь со своего аэродрома, сесть под Свердловском и заправиться там, затем бросок под Орск, опять заправка горючим и оттуда – на перехват цели. Пара подходила к Свердловску, когда у Володи что-то стряслось с самолетом. Гусев потом рассказывал, что самолет Карчевского внезапно потерял скорость и начал валиться на крыло, двигатель, казалось, срезало… Володя катапультировался уже тогда, когда машина начала колесами чесать по льду. Понятно, парашют не раскрылся и он разбился…"