Александр Широкорад - Чудо-оружие СССР. Тайны советского оружия

В артиллерии имело место даже индивидуальное использование заключенных. Например, в 1931–1933 гг. завод «Большевик» изготовил два образца 100-мм зенитной пушки Б-14. [73] Первоначально калибр пушки был 102 мм, как и у наших морских пушек, но в связи с покупкой 100-мм итальянских пушек «Минизини» командование армии и флота в сентябре 1931 г. уменьшило калибр пушки до 100 мм. Опытный образец Б-14С предназначался для сухопутных войск и ПВО, а другой образец — Б-14М — для вооруясе-ния кораблей. Испытания Б-14 длились с 7 сентября 1933 г. до осени 1936 г. В конце концов, руководство завода «Большевик» отказалось от доработки зенитной пушки. Видимо, в связи с этим был арестован и главный конструктор этой системы Кудряшов. [74] В отчетах НИАПа, откуда взята эта информация, инициалы в большинстве случаев не приводятся, а архивы НКВД, как уже говорилось, закрыты.

В конце концов, 17 июня 1937 г. Артуправление РККА окончательно передало пушку Б-14С в распоряжение НИАПа, который продолжал использовать ее для испытания снарядов, зарядов, гильз, взрывателей и т. д. Однако персонал НИАПа вскоре вывел из строя пушку, и тогда по договоренности с заводом НКВД 31 августа 1937 г. на НИАП была направлен конструктор этой системы Кудряшов, который и разобрался в неполадках. По словам Кудряшова, «на НИАПе не умели вставлять лейнер в Б-14».

С приходом в руководство НКВД Берия разработка артиллерийских систем была упорядочена. Приказом наркома внутренних дел Лаврентия Берия № 00 240 от 20 апреля 1938 г. в Ленинграде было организовано Главное артиллерийское конструкторское бюро, ставшее позже вторым по величине артиллерийским КБ после ЦАКБ, возглавляемого В. Г. Грабиным.

В приложении к приказу Берии говорилось, что КБ организовано «в целях всемерного использования заключенных специалистов для выполнения специальных конструкторских работ оборонного значения.

Основной задачей ОКБ является устранение выявляющихся конструкторских дефектов в морских и береговых артиллерийских системах, изготовленных по чертежам ленинградского завода „Большевик“, а также разработка проектов и рабочих чертежей новых артиллерийских систем, состоящих на вооружении флота и береговой обороны. ОКБ работает по плану, утвержденному 3-м Главным Управлением Народного комиссариата оборонной промышленности».

Место для конструкторского бюро было выбрано в «Крестах».

Первым начальником ОТБ стал военинженер 1-го ранга Ломотько, [75] В большинстве документов того времени инициалы, к сожалению, не приводятся. а в послевоенные годы — подполковник Балашов и подполковник (затем полковник) Беспалов.

Рабочие помещения ОТБ размещались на территории «Крестов» в четырехэтажном здании, выходившем глухим торцом на улицу Комсомола. В подвальном помещении находилась столярка.

Вывший заключенный СИ. Фомченко, в октябре 1937 г. приговоренный к 10 годам лишения свободы, впоследствии вспоминал: «…закрытый „воронок“ доставляет меня в „Кресты“. Где-то в середине дня меня вызвали и через двор повели в столовую, просторное полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, уставленное длинными столами. К столам были приставлены стулья, а не скамейки, как приличествовало бы для нашего брата. Но не это меня тогда поразило. Передо мной поставили глубокую эмалированную миску, полную до краев нарезанными горячими сосисками, политыми томатным соусом. Так в тюрьмах не кормят. Повели в баню, где мылся я в тот раз один, дали чистое белье и отвели меня в спальню. Спальня, как и ряд других подобных, размещалась в небольшом одноэтажном здании, у ворот, выходящих на улицу Комсомола. Если бы не тяжелая тюремная дверь (хоть и без „кормушки“) да не решетка на окне, то это была типичная комната студенческого общежития. Четыре железные кровати с панцирными сетками по углам, канцелярский столик у окна с видом на внешнюю стену, платяной шкаф у двери. Да еще поставлена пятая кровать посередине — это для меня. Все застланы аккуратно, чистое белье. Никого нет. Соседи мои явились к вечеру. Сразу ужин, в той же столовой.

В столовой я оказался единственным в телогрейке — костюмы, рубашки, галстуки… Боже мой, куда я попал?…

Столы накрыты белыми скатертями, ужин разносили официанты в белых куртках. (Как я узнал позже, это были тоже заключенные, бытовики.) У каждого прибора приготовлен небольшой чистый листок бумаги. Соседи мне объяснили, что это для заказа на завтра.

Возможности заказа достаточно характеризуются тем, что некоторые избегали заказывать жареную курицу, чтобы не возиться с костями и не пачкать рук. Все подавалось в тарелках (а не в алюминиевых мисках!), горячее, прямо с плиты».

Да и сам автор, работая в архивах и натыкаясь на редкие документы, связанные с ОТБ, иной раз с трудом соображал, что речь идет о зэках.

Вот, к примеру, заседание коллектива ОТБ в декабре 1939 г., посвященное годовому отчету бюро. Выдержки из раздела «Штаты з/к специалистов»: «Пополнение до предусмотренных сметой коллектива проводилось в течение двух кварталов года с большими трудностями, и лишь только в течение 3-го и 4-го кварталов нам удалось довести количество до 146 чел. специалистов и 12 чел. обслуживающих, всего до 158 человек. Среднесписочный состав в течение года выражается 136 чел., а сметой предусматривалось 130 человек».

И далее: «Товарищи, программа работ на 1940 г. напряженная, она требует от нас напряжения сил и максимума энергии на ее выполнение. Коллектив наш вполне здоровый и, я бы сказал, хорошо спаянный, и не боится никаких трудностей, а, следовательно, мы, большевики партийные и непартийные, должны сказать свое веское слово, что план работы на 1940 г. будет честно и высококачественно досрочно выполнен, к этому, товарищи, и призываю я вас всех».

Уверен, что многие читатели среднего и старшего возраста часто слышали такие трафаретные слова у себя на работе.

Из выступления Муравьева (из отчета не ясно, зэк или вольнонаемный): «Работы, предложенные нам Партией и Правительством на 1940 г., мы должны также выполнить с честью и досрочно, для этого необходимо нам всем взять на себя конкретные практические социалистические обязательства».

Как видим, к концу 1939 г. в ОТБ работало 136 специалистов-зэков. Фамилии всех заключенных установить не удалось, поскольку вся документация, касающаяся ОТБ, засекречена до сих пор. [76] Автор же работал с документами других КБ, отчетами полигонов и т. п., и буквально по крупинкам собрал материалы по ОТБ. Однако ряд фамилий уже можно назвать. Это Виктор Леонидович Бродский, Эдуард Эдуардович Пап-мель, Антоний Северинович Точинский, Александр Лазаревич

Константинов, Андрей Митрофанович Журавский, Николай Сергеевич Кошляков и Михаил Юрьевич Цирульников. Ведущим конструктором ОТБ с начала его функционирования был Сергей Иванович Лодкин, ранее работавший конструктором на Балтийском и Металлическом заводах и арестованный в 1933 г. Лодкина обвинили в передаче сведений о советском ВМФ чешской разведке и приговорили к 10 годам. До 1937 г. Сергей Иванович катал тачку на строительстве Беломоро-Балтийского канала, где заболел туберкулезом, а затем был отправлен в Ленинград, где в 1938 г. и возглавил ОТБ.