Евгений Федосов - ПОЛВЕКА В АВИАЦИИ Записки академика

А в современной России вместо рачительного развития тех структур, которые существовали в СССР, была разрушена единая авиационная промышленность - по сути, уже «готовый» большой авиационный концерн распался на множество разрозненных фирм, никем не координируемых и ничем не объединяемых.

То же произошло и с ликвидацией Министерства гражданской авиации. Единая структура «Аэрофлота» разделилась на более чем триста авиакомпаний, многие из которых не способны купить современный лайнер, не могут развивать техническое обслуживание, обучение персонала и т. д.

Аэропорты, которые в СССР представляли единый технический комплекс, распались на отдельные фирмы: одна обслуживает пассажиров и багаж, другая продает билеты, третья заправляет топливом самолеты и т. д. Аэропорт, по существу, представляет из себя лишь «голое» здание и летное поле. Подобная дезинтеграция служб аэропортов приводит к снижению безопасности полетов, не позволяет развивать техническую инфраструктуру, порождает безответственность и т. д.

Итак, если во всем мире в области воздушных перевозок идут процессы интеграции вокруг единого транспортного комплекса, то в России такой комплекс, уже существовавший в СССР, полностью разрушен, разделен на слабые мелкие предприятия.

Результатом всех этих необдуманных, прикрытых дешевой демагогией якобы рыночных реформ экономики, явился, по существу, распад рынка воздушных перевозок. Этому способствовало и резкое падение пассажиропотока. Существующие тарифы доступны только обеспеченным людям. Если до 1990 года воздушный транспорт страны перевозил более 100 миллионов пассажиров в год, то в 1992 году пассажиропоток упал более чем в четыре раза. Особенно это сказалось на местных и региональных маршрутах. Люди «глубинки» больше не могут себе позволить роскошь полета на самолетах.

Авиационная промышленность в конце 80-х годов заканчивала разработку нового поколения гражданских самолетов: новый дальний магистральный Ил-96 должен был заменить парк Ил-62М и Ил-86; новый средний магистральный самолет Ту-204 шел на замену Ту-154, Ту-154М, а 100-местный новый самолет Ту-334 должен был заменить Ту-134, Як-42, Ан-24. Но обрушившийся рынок гражданской авиации не позволил заводам приступить к широкомасштабному производству новых самолетов. Такие гиганты, как Ульяновский авиационный комплекс, Воронежский, Самарский авиационный завод, практически остановились. А ведь эти заводы - градообразующие предприятия. Тысячи людей остались без работы, местный бюджет не получает налоговых отчислений. Возросла социальная напряженность в названных городах, да и в других, где были предприятия-смежники этих авиационных гигантов.

Угасанием сектора авиационной промышленности, производящей гражданские самолеты, тут же воспользовались крупнейшие зарубежные фирмы «Боинг» и «Эрбас-Индастри», которые к этому времени закончили процессы своей интеграции. Они предложили нашим авиаперевозчикам новейшие самолеты в лизинг по низким ценам. Это безусловно устраивало перевозчиков, но полностью лишило нашу промышленность возможности выхода из кризиса.

Правительство же… поддержало западные фирмы, обеспечив их льготами на таможне, тем самым еще больше осложнив положение российской авиационной промышленности. Любое национальное правительство поддерживает своего производителя и создает условия для укрепления внутреннего рынка. Российское правительство действовало прямо наоборот: поддержало западных конкурентов и разрушило внутренний рынок авиационной техники. И все это называлось строительством рыночных форм экономики России.

Не абсурд ли все это?

Не лучше обстояло дело и в секторе строительства боевой авиации. Этот сектор полностью зависит от военной части бюджета. А в результате «шоковой» экономики Гайдара она сократилась более чем в десять раз. Причем если в СССР на содержание армии шло не более 30 процентов военного бюджета, а 70 - на строительство и закупку вооружений и военной техники, то в 1992 году содержание армии «съело» весь военный бюджет. На строительство вооружений выделено было не более 20 процентов, а закупка вооружений практически прекратилась. За десять минувших лет было закуплено менее 10 самолетов.

Научно-исследовательские центры, опытно-конструкторские бюро по существу перестали финансироваться. И даже те жалкие суммы, которые планировались на НИОКР, не выплачивались месяцами. Начался отток молодых кадров из оборонных предприятий. Все эти процессы очень болезненно сказались и на нашем институте.

В 1990 году численность работающих в ГосНИИАС была более 9000 человек. Порядка 5300 сотрудников работало на московской площадке, около 2000 человек - в филиале под Москвой, на нашем полигоне в Фаустово. Институт имел экспедиции в г. Ахтубинске в в/ч 15650 и под Феодосией, где проходили летные испытания систем вооружения морской авиации. Кроме того в 80-е годы в Тбилиси был создан еще один филиал нашего института, который занимался оптоэлектронными системами.

С распадом СССР филиалы в Грузии и на Украине, естественно, вышли из состава ГосНИИАС и стали самостоятельными организациями. Наш подмосковный филиал, который, по существу, был полигоном, занимал более 10 000 гектаров лесного массива (это почти 1/3 площади всей Москвы), имел развитую инженерную инфраструктуру в виде системы энергоснабжения, подъездных железнодорожных путей, шоссейных дорог, системы охраны периметра полигона и отдельных испытательных площадок. Филиал имел и жилищный фонд в виде поселка «Белозерский», где проживало более 13 тысяч жителей, в основном, сотрудники филиала и их семьи. Содержать такое хозяйство, да еще в условиях практически полного прекращения финансирования было чрезвычайно сложно. При этом к отдельным «лакомым» кускам полигона потянулись жадные руки приватизаторов. Ловкие дельцы из Госкомимущества, которым в этот момент руководил А. Б. Чубайс, выпустили ряд решений о приватизации лабораторий и стендов отработки жидкостных ракетных двигателей. На этих площадках проводилась отработка плазменных горелок, построенных на базе ЖРД, которые применялись для расконсервации нефтяных и газовых скважин. Дело в том, что при бурении скважин часто обрывался бур и закупоривал скважину. Скважина консервировалась и рядом начинали бурить новую. Наши инженеры предложили специальную плазменную горелку, которая опускалась в скважину и выплавляла застрявший бур. Мы имели ряд договоров с нефтяниками и газовиками по расконсервации скважин. Вскоре вскрылись тревожные факты. Оказывается, все работающие скважины находятся на строгом учете и идут в зачет по обязательным поставкам нефти и газа. Законсервированные скважины, естественно, в зачет не входят. Но если скважину расконсервируют, то добываемая через нее нефть или газ идут сверх обязательных поставок и не облагаются соответствующими налогами. Нефте- и газодобывающие предприятия получают при этом большую прибыль за сверхплановые поставки. Факт расконсервации скважины фиксировался наличием договора и актами на проведение соответствующих работ ГосНИИАС. Ловкие махинаторы стали скрывать некоторые работающие скважины, представляя их законсервированными. Расчет был прост: получить липовый акт о расконсервации - и качать ту же нефть уже как сверхплановую, получая соответствующую «прибыль». Но акты подписываются при проведении реальной работы, а не виртуальной. Договориться с государственным институтом, естественно, было невозможно. Поэтому и возник план: приватизировать лабораторию, проводящую эти работы, захватить ее в собственность и фабриковать нужные акты.