Оскар Курганов - Сердца и камни

Янес протянул руку, но Ванас ее не пожал. Не поздоровался с ним и Лехт.

— Вы все еще помните старое? — спросил Янес.

— Вы полагаете, что это можно забыть? — сказал Лехт. — Откуда вы?

— Вы, может быть, слышали, — сказал Янес, — я был осужден, и справедливо осужден. Я был наказан, и справедливо наказан. Я искупил свою вину. Вы не представляете, в каких муках я жил эти десять лет. Поверьте мне, если бы я не чувствовал, что капо наказан, я бы не пришел к вам.

В сердце Лехта что-то дрогнуло, он смягчился и коротко сказал:

— Садитесь.

Янес сел и торопливо, боясь, что Лехт его не дослушает, начал говорить:

— Я пришел именно к вам, так как теперь хочу искупить свою вину еще и перед вами. Теперь о вас говорят всюду. Я не могу забыть, что они с вами творили в лагере. Вы, конечно, не знаете, что они хотели вас расстрелять, и если я вас посылал на тяжелую работу, то этим я только спасал вас.

— Это пустой разговор, — сказал Лехт. — Зачем вам все это надо?

— Нет, понимаете, теперь меня волнует другое, — продолжал с той же торопливостью Янес. — Если бы вы тогда погибли, не было бы вашего открытия, не было бы силикальцита. Представляете, какое преступление они совершили бы перед наукой?

— Кто — они? — спросил Лехт.

— Эти страшные люди, там, в лагере, — ответил Янес.

— Вы все еще считаете их людьми?

Янес ничего не ответил.

— Что вы еще хотите, Янес? — спросил Лехт.

— Я хочу работать у вас.

— Вот как! — удивился Лехт.

— Конечно, я бы мог найти себе дело где-нибудь в другом месте, но я подумал, что лучше всего я буду служить вам. Вы видели мой позор, вы видели мое падение, и вы никогда не унизите меня. Я знаю, что вы благородный человек.

— Что вы можете делать? — спросил Лехт.

— Там я научился строительному делу.

— Вы научились строить или формовать конструкции?

— Я умею и то и другое. Последние два года я был бригадиром на бетонном заводе.

— Где? — спросил Лехт.

— На Крайнем Севере, в лагере.

— Ну, бригадиром я не могу вас назначить, но формовщиком, пожалуй, я бы не возражал. Вы согласны?

— Конечно, большое спасибо, Иоханнес Александрович.

— Хорошо. Я порекомендую вас директору завода, — тихо сказал Лехт. — Вы что-нибудь ели?

Янес вздохнул и сказал:

— Нет, Иоханнес Александрович.

— А деньги у вас есть?

— Нет, Иоханнес Александрович.

Лехт вынул деньги, подал их Янесу и сказал, взглянув на часы:

— Через десять минут откроется наша столовая, позавтракайте и потом идите к директору. Я ему позвоню.

Янес поклонился, попытался схватить руку Лехта, но тот уже повернулся.

Ванас явно не одобрял всего того, что делал Лехт, но ничего ему об этом не сказал. В конечном счете, считал он, человек в таких случаях должен поступать по велению своего сердца. А на пути сердца никто не имеет права становиться, даже самый близкий друг.

Тоома в шутку называют «младшим братом Лехта». Их внешнее сходство удивительное — та же копна черных волос, такие же лучистые глаза, тот же овал лица. Но трудно найти двух человек с такими различными характерами. Лехт — горячий, порывистый, легко возбудимый, мгновенно реагирующий на любое событие, не умеющий себя сдерживать, когда речь идет о силикальците, порой ошибающийся и быстро признающий свои ошибки. А Тоом — спокойный, уравновешенный, неторопливый, иногда раздражающе молчаливый и на первый взгляд даже вялый, не увлекающийся преждевременными успехами. Словом, две совершенно противоположные натуры. И все-таки Лехт ценил своего нового помощника и прислушивался к его точке зрения.

Они впервые встретились в то время, когда появились статьи, поддерживающие и защищающие Лехта, когда силикальцитные дома уже нельзя было назвать «выдумкой прожектера» — в них жили эстонские семьи. Как Лехт и предполагал, именно они, новоселы, стали главными судьями, беспристрастными арбитрами между ним и его недругами. А новоселы присылали Лехту самые восторженные отзывы о силикальцитных домах. Иногда они звонили ему по телефону, приглашали в гости.

Но молодой человек, позвонивший по телефону Лехту поздно вечером, начал разговор с того, что силикальцитные дома — это еще не вершина мировой архитектуры, что, поскольку новое дело еще находится в начальной стадии, он хотел бы предложить свои услуги.

— Вот как, — усмехнулся Лехт.

— Вам нужен физик? — спросил Тоом.

— Теперь нам нужен электромонтер — в лаборатории погас свет, — продолжал шутить Лехт.

Но Тоом положил трубку: по-видимому, он не склонен был поддерживать разговор.

Через две недели Тоом снова позвонил по телефону Лехту.

— Не нужен ли вам физик? — спросил он. — Или вы все еще сидите в темноте?

Лехт рассмеялся и коротко сказал:

— Физик нужен. Приезжайте.

Они встретились и сразу понравились друг другу. Тоом только попросил добыть электронный микроскоп.

— Без него, — сказал он, — я вряд ли буду вам полезен.

В тот период мысль об электронном микроскопе казалась фантастической. Это было равносильно просьбе о космическом корабле. Но Лехт любил браться за дела, которые кажутся фантастическими. Понадобились длительные хлопоты — Лехт не жалел для них ни времени, ни энергии, ни сил. Пришлось и в данном случае читать пространные лекции о силикальците, о его будущем — словом, обо всем, что Лехт говорил и до этого в различных ведомствах, с которыми соприкасался.

И вот электронный микроскоп прибыл в маленькую лабораторию опытного завода в Таллине.

Тоом сразу же прослыл придирчивым исследователем. Он делил все труды Лехта и Ванаса на «две эпохи» — до появления электронного микроскопа на опытном заводе и после его установки в лаборатории Тоома. С точки зрения молодого физика, вся «первая эпоха» была, конечно, революционной, смелой, интересной, но теоретически не обоснованной. Зато «вторая эпоха» показала всем, что с силикальцитом и его первооткрывателями шутить нельзя, — новые свойства расколотой песчинки, известковой пыли, дезинтегратора изучены и подтверждены чуть ли не самым точным методом — электронной микроскопией.

Во время самого горячего спора о структуре и свойствах силикальцита поднимался на трибуну молодой физик и тоном, не терпящим возражений, говорил:

— Конечно, вы можете спорить с Лехтом, с Ванасом, со мной, но с электронным микроскопом вы не должны спорить. Поверьте мне, он не знаком ни с Долгиным, ни с Лехтом.

Лехт понимал, что Тоом в какой-то мере преувеличивает роль электронного микроскопа, но все же со всей искренностью поддерживал своего нового помощника. Ему же он поручил и волновавшую всех проблему «пальцев» дезинтегратора. Они разбивают песчинки, делают это хорошо, точно, ловко. Но при этом «жертвуют собой», как в шутку говорил Лехт, быстро изнашиваются, стираются. «Конечно, умение жертвовать собой — это героическая черта характера, но в данном случае она может погубить все дело», — тем же тоном продолжал Лехт. Надо, наконец, понять, что происходит с этими чертовыми «пальцами» дезинтегратора, когда они сталкиваются с песчинками.