Оскар Курганов - Сердца и камни

— Нет, Сергей Александрович, — покачал головой Лехт, — сегодня у нас внутренний спор, и я бы не хотел ставить в неловкое положение профессора Королева. К тому же у меня есть более убедительный свидетель.

— Более убедительный? — переспросил Туров. — Какой?

Лехт уловил в голосе Турова тревогу и коротко сказал:

— Опыт. Только опыт, Сергей Александрович.

Может быть, и нам воспользоваться перерывом и рассказать ту историю, о которой Туров будто бы слышал только «что-то». Тем более что и у нас есть стенограмма беседы с профессором Шаденом.

Как-то в Таллин позвонили из Москвы и сообщили, что в Институт силикальцита хочет приехать австрийский профессор вместе с директорами венских строительных фирм. Очередные гости. Правда, это были необычные гости, так как до этого велись переговоры о покупке лицензии на производство силикальцита в Австрии. Стало быть, должны были приехать покупатели и их консультант. Как потом выяснилось, профессор Шаден — крупный специалист по строительным материалам, и он с необычайной придирчивостью и скрупулезностью изучал всю технологию производства силикальцита. Он никому не доверял — этого требовала фирма, купившая лицензию. Вместе с профессором Шаденом всегда был один из двух директоров этой фирмы. Потом состоялась беседа, о которой Лехт заговорил с Туровым.

— Мы были здесь десять дней, — сказал профессор Шаден, — и можем сказать, что это были очень радостные дни. Я думаю, что любой техник, встречающийся с чем-то новым, испытывает такую радость. Я хочу поздравить вас, не только вас, присутствующих здесь, но и советскую науку, с изобретением силикальцита. Раньше я только слышал о нем по статьям и рассказам. Теперь я увидел силикальцит. Мало того, принимал участие в его производстве: за десять дней я прошел всю технологию на вашем заводе. Теперь мне совершенно ясна вся ценность и перспективность этого нового камня. Да, я должен признать, что мы имеем дело с новым строительным камнем, и те свойства силикальцита, которые я здесь наблюдал, убеждают меня, что это может быть хороший строительный камень и по морозостойкости, и по тепловой и звуковой изоляции, и по водопоглощению.

Шаден вынул свою записную книжку и прочитал:

— «Прочностные показатели изделий высокие и варьируются в зависимости от их объемного веса. Долговечность силикальцита не вызывает сомнений. Армированный сталью, он работает так же хорошо, как и бетон. Таким образом, свойствам силикальцита можно дать самую высокую оценку».

Эта запись, — продолжал Шаден, — войдет в мой официальный отчет и в мой доклад, который я, возможно, прочту для интересующихся прогрессом в области строительной техники. Теперь я хотел бы высказать несколько соображений критического характера. Не думайте, что силикальцит — это одна сплошная добродетель. В нем еще есть пороки, и мы не должны закрывать на них глаза. Но я считаю эти пороки естественными. Если вспомнить годы, последовавшие за неожиданным открытием французского садовника Монье, впервые соединившего бетон с металлом и положившего начало великой эпохе железобетона, — если вспомнить это минувшее столетие и представить себе, что строительная наука испугалась бы пороков железобетона, то у нас не было бы теперь тех великих инженерных сооружений, которыми гордится человечество. Я считаю, что нужно уделить больше внимания проблемам внешней отделки силикальцита — у нас в Вене такой силикальцит, который вы выпускаете на заводе, не найдет себе сбыта. Надо продолжать изучать проблемы, связанные с выпуском более легких изделий из силикальцита. Все это дело будущего. Я уверен, что они могут быть решены. Во всяком случае, я сделаю все возможное, чтобы способствовать этому успеху, если только речи, доклады и восторженные слова могут помогать делу.

А теперь я хотел бы рассказать вам одну странную историю, она вас должна позабавить, — сказал Шаден и начал листать свою записную книжку. — Дело в том, что в Москве мне предложили поехать сперва в Красково. Мне сказали, что самый лучший силикальцит делается именно там, на красковском заводе. Я принял приглашение. Осмотрел технологию изготовления изделий, или того, что они называли силикальцитом. Спросил: где же здесь дезинтегратор? Мне ответили, что дезинтеграторный способ это уже отсталый способ, а тот, который применяется на заводе в Краскове, — прогрессивный. Я извинился, поблагодарил и уехал в Москву.

Теперь я хочу, чтобы вы мне ответили: неужели меня хотели ввести в заблуждение? Я допускаю, что господа, сопровождавшие меня или посоветовавшие показать мне завод в Краскове, не читали моих книг и не знают о моих работах в области строительных материалов. Это вполне естественно. Я не могу претендовать на популярность. Но даже если бы я был просто инженером, то я обязан был бы знать разницу между тем новым камнем, который делаете вы, камнем, называемым силикальцитом, и тем, который делают в Краскове, — силикатобетоном. Не могли бы вы мне сказать, чем все это объясняется?

Наступило неловкое молчание.

— Это какое-то недоразумение, — сказал Лехт.

— Я буду рад, если это именно недоразумение, — ответил Шаден. — Я бы не хотел уезжать из гостеприимной страны с ощущением, что кто-то хотел меня обмануть. Я уже не молод, как вы видите, а в таком возрасте мы всегда чувствительны к подобным недоразумениям.

Именно об этом хотел сказать Лехт, когда передал Турову стенограмму беседы с профессором Шаденом: призадуматься. «Опомнитесь, ведь вы все интеллигентные люди» — этой фразой Лехт даже собирался заключить свою речь. Но, взглянув на Сергея Александровича, на его едва уловимую самодовольную улыбку, Лехт сдержал себя. Теперь нужны были документы, факты, цифры, точные доказательства. Даже самые разумные призывы, упреки и назидания не достигнут цели.

После перерыва с содокладом выступил Петр Петрович Шилин. Высокий, худой, с впалыми щеками и каким-то сероватым цветом кожи, он производил впечатление человека болезненного. Но, пожалуй, единственный недуг, которым страдал Шилин, относился к его научным способностям. Он был когда-то хорошим инженером-строителем, потом решил встать на научную стезю, защитил кандидатскую диссертацию, связанную с силикатобетоном. И на этом задержался. «Вечный кандидат наук», как и все окружавшие Долгина и Королева, Шилин преуспевал в сфере административной. Что ж, для многих его коллег кандидатская степень была лишь ступенью в административной карьере: собственно наукой никто из них и не хотел заниматься. Переход из лаборатории в кабинет был для них не только желанным, но и само собой разумеющимся. Разумное стремление назначать на административные посты людей из «клана знающих» породило и это племя «вечных кандидатов». Старая истина — наши пороки являются продолжением наших добродетелей.