Оскар Курганов - Сердца и камни

— Это сложная история, Иоханнес Александрович, вряд ли она должна вас занимать.

— Простите, — сказал Лехт, он понял, что затронул туго натянутую струну.

Вынув из конверта вчетверо сложенные листки, Людмила Ивановна протянула их Лехту.

Он молча развернул их, прочитал, снова сложил, с неумолимой, упрямой жестокостью сказал:

— Нет, Людмила Ивановна, я не воспользуюсь этим. Это не мой путь. Большое спасибо за доверие, Людмила Ивановна.

— Вы все еще сомневаетесь в достоверности этих бумаг?

— Нет, я верю вам. Но повторяю: я не хочу идти таким путем. Если мой камень плох, то никакие бумаги ему не помогут. Никакие, даже самые ловкие и умные.

— Но иногда бумаги оказываются сильнее камня — я в этом не раз убеждалась, — усмехнулась Людмила Ивановна.

— Возможно. Но время все же уничтожает бумаги, а камни… Хорошие камни служат вечно… В конце концов, победа за ними…

— Время? — Людмила Ивановна спрятала в сумку конверт, решительно встала. — Время сохраняет камни, но не щадит сердца. Даже самые хорошие.

— Таллин. Два пять тридцать шесть пять семь. В седьмую кабину, — вызывал голос в репродукторе.

— Простите, — бросил Лехт и пошел через весь, уже наполненный людьми зал ожидания в седьмую кабину.

«Жены всегда должны ждать», — думала Нелли Александровна, поглядывая на часы. За все эти годы она стала незримой соучастницей всех дискуссий, споров, всей борьбы вокруг силикальцита. Именно — незримой. Все, что происходит с Лехтом вдали от дома, она переживает сама здесь, в этой комнате, примыкающей к кухне и веранде. Господи, сколько в этом доме пережито, передумано, сколько часов, дней пришлось ждать и ждать.

Сперва казалось, что ей не следует вмешиваться во все тонкости технических споров, она даже выходила из комнаты, когда они возникали, эти споры; если же попадала на шумное собрание, где слышала не только сторонников, но и противников силикальцита, то приучала себя с одинаковой сдержанностью относиться и к похвалам и к порицаниям. Но постепенно сфера борьбы как бы увлекла ее, стала смыслом и ее жизни. Вот почему она просила Лехта позвонить из Москвы и теперь с нетерпением ждала. Неужели все так плохо, что он не хочет ее огорчать? И она переходила из комнаты в кухню, не находила себе места.

В доме уже появилось три семьи. Просторный силикальцитный дом стал тесным. Вышла замуж старшая дочь Анна. Кажется, совсем недавно она кричала своим детским голосом: «Хочудомойхочудомойхочудомой». Эта скороговорка уже не слышится в доме. Анна стала фельдшером и целиком поглощена своими врачебными делами. Она два года пробыла на острове Сааремаа, где родился и вырос ее отец, где жили ее деды и прадеды. На этом настоял Лехт. Это была не очень легкая жизнь, но Анна благодарна отцу — здесь она познала суровую атмосферу рыбачьего быта, жила среди людей, которых Лехт называл тружениками Сааремаа.

Через два года Анна вернулась в Таллин уже не одна, а с мужем — техником-строителем. Еще один строитель появился в доме. Еще одна точка зрения на силикальцит. Еще один повод для споров, идей, размышлений, надежд и фантазий.

Вскоре женился и сын Лехта. Правда, он, только-только закончил среднюю школу, но уже трудился на силикальцитом заводе, был ревностным помощником отца, прошел весь путь от формовщика до лаборанта и был, в сущности, уже взрослым человеком. Конечно, думал Лехт, — он слишком рано начинает самостоятельную жизнь. Но разве я сам не поступал так же? Мне тоже мать когда-то говорила, что я слишком рано отправляюсь в плавание. А отец хоть и редко появлялся в доме, но требовал, чтобы сыновья сперва получили образование, «вышли в люди», как он говорил, а потом уже обзаводились семьей. Но ведь и Лехт тогда не послушался отца и матери. Что ж, наступает момент, когда дети уже должны идти своим путем и жить своим умом.

И вот в доме Лехта появилась еще одна молодая женщина, дочь рыбака из далекой эстонской деревушки, маленькая непоседливая труженица, аккуратная, умная, тактичная. А в доме Лехта больше всего ценили это природное качество — такт. Конечно, никто этому не учит, и трудно понять, как прививается человеку это великое достоинство. В доме привыкли к сдержанности. Никто не вмешивается в жизнь друг друга, не пытается поучать или наставлять. Только Нелли Александровна иногда как бы мимоходом, вскользь, дает понять своей невестке, что она вошла в семью, как хороший друг. Она говорит об этом без сентиментальности, без лишних слов, чтобы не обидеть трудолюбивую жену своего сына.

За последнее время Лехт все чаще жалуется на сердце. По-видимому, дают себя знать и лагерь, и побег, и напряжение многолетней борьбы за силикальцит, и обиды, — словом, все, что сопутствовало ему в жизни.

Впрочем, думала Нелли Александровна, в каждой семье есть свои заботы и свои горести. Да и кто знает — без них и радостные дни не казались бы такими радостными.

Нелли Александровна поднялась в комнату мужа, на второй этаж. На письменном столе, как всегда, лежала пачка писем от знакомых и незнакомых людей. Нелли Александровна нередко читала эти письма. Все они, решительно все, были посвящены силикальциту. Кто-то поддерживал Лехта, кто-то поругивал его, кто-то сомневался в его успехе, кто-то подбадривал его в трудные минуты. Но вот она увидела мягкую папку, на которой было крупными буквами выведено: «Вена». Она что-то слышала о венских письмах, о них говорил Лехт. У нее не было возможности вникнуть в эту историю, но теперь для этого было, пожалуй, удобное время. Она не так часто будет поглядывать на часы. «Почему же он не звонит?» Она углубилась в чтение писем из Вены. Они были написаны одними и теми же людьми. Она не знала их — Лехт говорил, что это австрийские инженеры и коммерсанты. По-видимому, их заинтересовал силикальцит. Конечно, не Нелли Александровне судить о замыслах австрийских коммерсантов. Но, сами того не подозревая, они раскрыли в своих письмах всю подноготную отчаянной борьбы различных фирм, банков, финансовых и коммерческих воротил — борьбы, вызванной появлением силикальцита. Все письма были рукой Лехта пронумерованы — «первое письмо», «второе письмо», «третье письмо»… В таком же порядке их начала читать Нелли Александровна.

Многоуважаемый господин доктор Лехт! Мы очень обрадованы Вашими успехами во время поездки в Японию и Италию, — мы читали о них в газетах. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы содействовать успеху силикальцита и закрепить полагающееся ему первое место в консервативной Австрии.

Мы должны Вам сообщить, что со стороны цементных, кирпичных и бетонных фирм делается все возможное, чтобы преградить путь развитию силикальцита в Австрии. Вы, конечно, знаете, что здесь существуют сильные монополии и высокие цены на строительные материалы, а силикальцит может оказаться большой опасностью для этих монополий.