Оскар Курганов - Сердца и камни

— Мы собрались сюда для разговоров о силикальците, товарищ Лехт.

— Да, да, — подтвердил Лехт, — именно о силикальците. Почему же капиталистические фирмы купили эту как будто еще не совершенную технологию? Почему? Если фирма верит в промышленные перспективы изобретения, то она покупает лицензию и сама его совершенствует. Иногда с учетом своего уровня техники, своих возможностей. Японские инженеры даже не скрывали от нас этот свой принцип. Они хотели только побыстрее встать рядом с нами. Теперь и нам нельзя медлить, надо продолжать исследования, чтобы не отстать, не «сойти с круга».

Лехт взглянул на Сергея Александровича, на его каменное лицо, на его холодные, будто стеклянные, глаза и с горестной улыбкой сказал:

— Все это вы должны были говорить мне, Сергей Александрович, а не я — вам. Простите, если я задержал ваше внимание. А теперь давайте оставим в покое силикальцитные заводы, действующие за границей. Им еще предстоят самые жестокие испытания конкурентной борьбы. И кто знает, выдержат ли они эти испытания. Но безжалостная конкурентная борьба в капиталистических странах не должна нас в этот день занимать — у нас с вами спор научный, технический.

— И экономический, — бросил Туров.

— Конечно, Сергей Александрович, и экономический.

Именно поэтому я призываю вас прислушаться к голосу жизни. В нашей строительной индустрии известны два бесцементных камня — силикатобетон и силикальцит. Всем известно также, — я имею в виду строителей, — что наша строительная наука поддерживает силикатобетон, но не поддерживает силикальцит, что люди, возглавляющие ведомственные управления строительной индустрии, отдали свое предпочтение силикатобетону, а не силикальциту. Всем, наконец, известно, что силикатобетону покровительствуют весьма уважаемые ученые Алексей Иванович Долгин и Михаил Борисович Королев, что они у нас представляют и науку и ведомства, что в их руках — деньги, технические журналы, научные институты и даже — Сергей Александрович Туров.

— Вот не знал!— воскликнул Туров и неестественно засмеялся.

Все же знавшие самолюбивого и мстительного Турова поняли, что одной этой фразой Лехт приобрел ловкого и хитрого врага. Но Лехт был в том состоянии запальчивости, которое не одобряли его друзья и которое отталкивало многих искренних его сторонников.

— Всем известно, — продолжал в том же тоне Лехт, — что силикатобетон — любимое детище, а силикальцит — только Золушка. И все-таки, несмотря на все это, принц избрал Золушку. Почему? Под принцем я разумею практику, опыт, жизнь. Вот уже более пятнадцати лет к нам, в Таллин, приезжают инженеры из самых разных мест — от Ленинграда, где был создан первый силикальцитный завод, до бухты Находка на Дальнем Востоке, от Белой Церкви на Украине до Средней Азии, где в Голодной степи сооружаются силикальцитные дома. Приезжают они к нам, требуют чертежи дезинтегратора, схему технологии, консультантов. Платят за проект, за копировку чертежей, иногда привозят копировщиков с собой, требуют, торопят, если что-то у них не ладится — звонят по телефону мне или Лейгеру Ванасу, днем, ночью в любое время вызывают к себе, и если мы отказываемся, жалуются на нас, обвиняют меня в том, что я срываю выпуск нового бесцементного камня — силикальцита. Вот как решительно действует современный принц.

— Это все анархия, — крикнул Туров, почувствовавший, что логика и непоколебимость, даже запальчивость Лехта действуют на многих сидящих в зале с какой-то магической силой.

— Вы называете это анархией, а я — инициативой, — ответил Лехт. — Да и можно ли их в чем-нибудь винить? Строить надо — люди ждут квартир. А стеновых блоков, конструкций не хватает. Ведь не всюду можно применять железобетон. И вот, перед ними два камня — силикатобетон и силикальцит. Люди думают, подсчитывают, проверяют, судят-рядят — и выбирают силикальцит. Почему? Чем он их прельщает? По-видимому, у силикальцита есть какие-то могущественные силы, даже более влиятельные, чем те, которыми располагают доктора наук Долгин и Королев. Это — силы экономические.

— Но мы делаем дешевые конструкции и с помощью шаровой мельницы, — впервые вмешался в спор Долгин.

— Меня это только радует, Алексей Иванович, — ответил Лехт, — но нужны не только дешевые, но и прочные, добротные конструкции.

— Прочные, прочные, — махнул рукой Долгин, — и ваш силикальцит не такой уж прочный, как вы изображаете.

— Я ничего не изображаю, а только рассказываю о нашем опыте. Все дело в том, что в дезинтеграторе каждая песчинка получает не менее пяти мощных ударов с ураганной скоростью примерно ста метров в секунду. Вот в результате этих ударов возникают механо-химические реакции, над которыми теперь трудятся крупнейшие ученые мира. После такой обработки смесь быстро формуется и схватывается. В этом одна из тайн прочности. Именно о такого рода процессах мечтали русские ученые, а вы хотите вернуть нас к шаровой мельнице; она-то не дает такого эффекта.

Я покидаю эту трибуну с надеждой, что вы не будете нам мешать, Алексей Иванович. Я не прошу, чтобы вы нам помогали, — это было бы с моей стороны чудовищной самонадеянностью.

И не торопясь Лехт собрал бумаги, подхватил свой тяжелый портфель и пошел не в президиум, а в зал.

Туров быстро взглянул на Долгина, потом — на Королева и после этого короткого молчаливого совета объявил на два часа перерыв.

— После обеда будем продолжать с новыми силами, — попытался он пошутить.

Но его уже никто не слушал — все устремились к выходу.

В холле Лехт подошел к ожидавшим его Ванасу, Краусу и Тоому.

— Где будем обедать? — спросил Лехт.

— Лучше всего в «Центральной», — предложил Тоом.

— Идите заказывайте, — попросил Лехт, — а я забегу на телеграф — переговорю с Таллином.

Лехт свернул с Советской площади на улицу Горького, остановился, чтобы переждать поток машин и перейти на другую сторону. В этот момент его тихо окликнули.

— Простите, Иоханнес Александрович, — услышал он женский голос, — можно вас задержать на минуту?

Лехт повернулся и увидел рядом с собой миловидную женщину в коричневой дубленке. Женщина прятала лицо в воротник, хоть день был солнечный, мягкий. Молодые люди, проходившие мимо них, повернулись, с улыбкой взглянули на женщину в дубленке, высоких сапогах.

— Ради бога, простите меня, — вновь повернулась она к Лехту, — я должна сказать вам, Иоханнес Александрович, очень важное для вас… Поверьте мне, очень важное, — настаивала женщина в шубке. Ее миловидное лицо, ее большие лучистые глаза как бы гипнотизировали его.

Лехт же был так поглощен и взволнован своими делами, что не сразу понял, о чем говорит ему эта симпатичная и привлекательная женщина, на которую проходящие молодые и даже не молодые люди бросают веселые взгляды.