Николай Варенцов - Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

В то время в моей голове не умещалось, что в семейном доме, где много было молодых людей, барышень, возможно такое легкомысленное пение с танцами; я считал, что это допустимо только в закрытых кабинетах ресторанов и в кафешантанах, и я в душе осудил легкомысленных хозяев, портящих молодежь этими развлечениями.

Покидал Востряковых с одним из своих знакомых и высказал ему свое впечатление от этого удовольствия, он в свою очередь рассказал мне слышанный им разговор двух сестер, уже почтенных дам: «Смотри, Саша, вот идет в красном платье венгерка — любовница моего Роди! А направо от нее — твоего Жоржа! Правда, они очень милы? Можно ли не простить их увлечения!»

Рассказывая об этом случае, я вспомнил разговор мой с почтенным купцом Яковом Куприяновичем Зиминым, бывший лет за десять до обеда у Востряковых. Я. К. Зимин, красивый старик с седыми волосами, с довольно большой бородой, с черными глазами, большим носом, был могучего сложения человек; он, как-то зайдя в контору, сказал: «Ну. времена! Вчера был в саду «Эрмитаж» Лентовского 6 33-6 Сад «Эрмитаж» в Божедомском пер. (ныне Делегатская ул.), на берегу реки Неглинной был с 1830-х гг. по 1894 г. местом гуляний и развлечений москвичей. С 1870 г. сад арендовал театральный деятель и актер М. В. Лентовский, выстроивший здесь театр и другие увеселительные заведения. См.: Дмитриев Ю. А. Михаил Лентовский. М., 1978. С. 103–147. , пошел выпить чаю; пробираясь между столиками, увидал сидящего моего племяшу с несколькими кокотками, приветствовавшего меня поклоном с поднятием шляпы. И я был молодым, нужно сознаться, позволял себе изредка покучивать, но делал это в укромных местах, чтобы никто меня не мог бы видеть. Сознавал, что делаю дурно, и у меня был стыд и совесть, а этот — сидит без всякого стыда на виду всей публики с кокотками — да еще раскланивается с дядей!» За эти прошедшие года купечество шагнуло сильно в понятии морали, которая с каждым годом падала все ниже и ниже.

Лет через 10 или 12 после обеда у Востряковых был костюмированный вечер у известного оптовика суконных товаров М-а, в его доме на Новой Басманной, некогда принадлежавшем В. А. Хлудову 7 33-7 В особняке № 19 по Новой Басманной ул., в 1880-х гг. принадлежавшем В. А. Хлудову (см. примеч. 9 к гл. 30), с 1906 по 1913 г. жила семья торговца сукном Александра Павловича Митрофанова. Дом юридически принадлежал его жене Вере Андреевне. . После ужина часть более солидных гостей разъехалась, оставшиеся гости, разгоряченные вином и весельем, были свидетелями пляски хозяйки дома, отличавшейся грацией и красотой. Она танцевала голая на обеденном столе, имея только шелковые туфельки, доведя зрителей до невозможного возбуждения от ее прелестей.

Передававший мне об этом развлечении рассказал, что муж был в восхищении от успехов красоты тела его супруги, говорил: «Пусть любуются, красота есть достояние эстетов!»

Через несколько лет после этого случая в Москве была богатая свадьба, миллионер С.И.Щ. выдавал замуж свою дочку. Невеста во время венчания была одета во всем красном, начиная от башмачков, кончав вуалью, с букетом красных цветов в руках, вместо принятого белого с цветами флердоранжа, как эмблемы чистоты и невинности. Белый цвет принят невестами при венчании всеми цивилизациями христианских народностей. На свадебном обеде этой малокультурной оригиналки было много произнесено тостов, но тост молодой поверг многих в смущение она провозгласила: «Vive la cocoterie!» («Да здравствуют кокотки!») 8 33-8 Это случилось на свадьбе дочери купца и мецената Сергея Ивановича Щукина Екатерины и Петра Дмитриевича Христофорова. См.: Демская А., Семенова Н. У Щукина, на Знаменке. М., 1993. С. 77. .

Заканчивая главу воспоминаний о Хлудовых, не могу не упомянуть о кончине Клавдии Герасимовны Востряковой. К. Г. Вострякова, прожигая свою жизнь, быстро старела и дурнела, вполне понимая, что она через несколько лет сделается развалиной и своим видом не сможет прельстить даже очень невзыскательного Дон-Жуана, решилась сделать операцию, дающую возможность с виду остаться без перемены в лице, а замереть телом в стадии момента операции.

Операция была произведена известным специалистом, аббатом в городе Неаполе, но неудачно, она скончалась. Прибывший в Неаполь ее муж Д. Р. Востряков имел объяснение с аббатом о произведенной им такой серьезной операции, могущей вызвать смерть. Аббат показал бумагу, написанную рукою Клавдии Герасимовны, где она ставит в известность мужа и детей, что решилась на операцию без всякого принуждения со стороны кого-либо, а потому если она не удастся и кончится смертью, то просит никого в этом не винить 9 33-9 О причине смерти К. Г. Востряковой так вспоминает в своих мемуарах ее сестра А. Г. Найденова: «Годы шли, она стала полнеть, это ее очень обескуражило, и она лечилась от полноты, ела по часам, но ничего не помогало, годы брали свое. И вот во Флоренции она познакомилась с монахом-католиком, который выманил у нее деньги и обещался сделать ее худой, она поверила, несколько лет они тянули, что-то давали глотать, но ничего не действовало, и наконец в день их Рождества дали ей под видом лекарства яда, и она, моя голубушка, скончалась 13 декабря 1899 года на 46 году жизни» (Воспоминания Александры Герасимовны Хлудовой-Найденовой (Авторизованная машинопись из архива М. В. Пржевальского. Частное собрание. С. 6–7). .

Мои воспоминания о семье Хлудовых сильно отдалили события по годам от моей деятельности в Московском Торгово-промышленном товариществе; приходится вернуться вспять к 1889 году.

В 1888 году начавшаяся стройка Среднеазиатской железной дороги потребовала от государства много денег. В Министерстве финансов возник вопрос об извлечении доходов с новоприобретенного края, и оно пришло к выводу, что удобнейшее извлечение доходов будет с непосредственного обложения земель, засеваемых хлопком, как злаком, дающим наибольший доход земледельцу против других. А чтобы облегчить способ взимания налога, не обременяя государства, для этого новым штатом чиновников было вменить сбор налога в обязанность местным властям.

Рассмотрение и разработка этого вопроса были возложены на особую комиссию при Министерстве финансов. Комиссия, в свою очередь, снеслась с управлением генерал-губернатора в Ташкенте, с просьбой дать ей некоторые указания по этому поводу. Понятно, таковой запрос о предполагаемом обложении земель не мог остаться в секрете, и слух быстро распространился в Ташкенте между жителями, связанными с посевами хлопка, и, несомненно, вызвал у них сильное волнение, так как они отлично понимали, что таковой мерой можно повредить дальнейшему развитию хлопководства в Средней Азии на долгие времена.