Георгий Бабат - Магнетрон

Кленский читал несколько отвлеченно. Выводя законы движения электронов, он брал бесконечно протяженные плоскости, бесконечно длинные цилиндры, бесконечно тонкие нити . Лабораторных работ по курсу электровакуумных приборов не велось. Конкретные конструкции приборов Кленский не любил описывать. Веснин, еще до поступления в институт, строил радиоприемники и любительские коротковолновые передатчики. Лампы с сетками он знал практически. Слушая о бесконечных плоскостях, нитях, цилиндрах, Веснин мог легко, представить себе конкретные конструкции ламп с сетками. Но о приборах с магнитным управлением он до Кленского ничего не слыхал, а сухие уравнения движения электронов давали мало пищи для его ума, жаждущего конкретной вещественности. Веснин попытался найти какие-нибудь дополнительные сведения по магнетронам, но в учебном пособии по электровакуумным приборам о них не упоминалось.

Тогда Веснин обратился к Кленскому.

— Если вы располагаете временем, — ответил Николай Николаевич, — то зайдите, пожалуйста, ко мне. Я надеюсь, мы найдем среди моих книг что-нибудь по интересующему вас вопросу. Когда-то, до революции, у меня было десять тысяч томов. Преимущества моей теперешней небольшой библиотеки в том, что в ней собрана только современная научная и техническая литература.

Николай Николаевич занимал вместе со своим братом Александром Николаевичем, доцентом кафедры биологии, помещение над залом Музея сравнительной анатомии — так называемые антресоли. Вместе с братьями Кленскими жили их старая нянюшка и три старенькие тетушки. Помещение на антресолях Музея было выделено братьям Кленским и их семейству временно, взамен того особняка, который им принадлежал до революции и где в годы гражданской войны был размешен госпиталь, а затем детский дом.

Когда Веснин в назначенное время пришел на антресоли Музея сравнительной анатомии, Николай Николаевич предложил его вниманию толстый радиотехнический справочник на немецком языке:

— Здесь вы найдете о магнетроне то, что соответствует современному уровню науки.

Веснину неловко было признаться, что немецким языком он владеет лишь в пределах самоучителя. В этом самоучителе были сведения о «моем дяде, который не любит играть на скрипке, но по утрам пьет кофе и гуляет в зеленой шляпе», но не имелось ничего относящегося к технической литературе.

Дома Веснин начал листать справочник с некоторым страхом: что, если он даже не сумеет найти раздел о магнетроне, а Кленский вздумает с ним побеседовать на эту тему? Но, к своему удивлению, Веснин обнаружил, что техническую литературу читать значительно легче, чем те отрывки из немецких классиков, которые он находил в своем самоучителе. Незнакомых слов в справочнике было не так уж много, значительная часть терминов оказалась ему известной, формулы и чертежи помогали пониманию смысла.

Веснин очень скоро нашел раздел о «двухэлектродной трубке (диоде) с магнитным управлением» (термин «магнетрон» в справочнике не применялся). Оказалось, что «на современном уровне техники» диоду с магнитным управлением посвящена всего одна страничка текста и один схематический рисунок.

Этот прибор состоял из металлической трубки и натянутой по ее оси накаленной нити. Трубка и нить были запаяны в стеклянный баллон. Прибор был помещен между полюсами электромагнита. Линии магнитного поля шли параллельно нити накала. Нить испускала электроны; на окружающую ее трубку подавалось положительное напряжение, которое притягивало электроны. Пока магнитное поле было слабое, электроны летели от нити — катода к трубке — аноду по радиусам. При более сильном магнитном поле пути электронов искривлялись, они описывали те самые циклоиды, о которых говорил Кленский на лекциях. При некоторой, так называемой критической, силе магнитного поля кривизна электронных путей становилась настолько большой, что электроны вовсе не достигали анода, а возвращались обратно на катод: ток через магнетрон прекращался.

В справочнике ничего не было сказано о возможных полезных применениях магнетрона, и интерес Веснина к этому прибору угас.

Когда Веснин был на последнем курсе радиофакультета, профессор Кленский изъявил желание прочитать цикл лекций «Микрорадиоволны». Эти лекции были объявлены факультативными, то есть необязательными, ни экзамена, ни зачета сдавать по ним не требовалось. Однако несколько человек студентов решили эти лекции прослушать. Веснин не испытывал особого интереса к микрорадиоволнам, не думал, что они пригодятся ему в его дальнейшей практической работе. Все же он решил ходить на эти лекции из боязни пропустить что-либо интересное, из жадности.

Единственное свободное помещение, которое удалось найти Николаю Николаевичу Кленскому для своих «факультативных микрорадиоволн» был Музей сравнительной анатомии. Музеем заведовал младший брат Николая Николаевича — Александр Николаевич.

Оба Кленских были весьма популярны среди студентов. О них даже была сложена поговорка: «Один брат умный — сравнительный морфолог, а другой красивый — теоретический физик».

По стенам Музея сравнительной анатомии висели картины: «Основные этапы эволюции предков человека», «Эволюция головы и коренных зубов в ряду хоботных», несколько огромных панно с родословными деревьями развития форм жизни на Земле: «Древо млекопитающих», «Родословная человекообразных обезьян» и другие.

И среди этих картин и панно, среди стеклянных саркофагов с древними костями, среди страшных, залитых формалином анатомических препаратов в банках, под ветвями гигантских рогов ископаемых лосей и оленей Кленский-старший говорил будущим инженерам-радистам об идеях, которые он считал основными в современной электронике. Первую лекцию Николай Николаевич начал с личных воспоминаний:

— «Глядите в трубки с пустотой», — говорил нам, молодым ассистентам, четверть века назад наш незабвенный учитель Фердинанд Браун…

Неоднократно, в весьма изящной форме, в различных вариантах Кленский высказывал сожаление, что «развитие радиоэлектроники шло преимущественно грубо эмпирическим путем — методом проб и ошибок, и мало использовалась мощь математического аппарата, острое орудие дедуктивного анализа».

— Колоссальное количество опытов, проведенных в области радиоэлектроники в первые годы ее развития, не имеет для нас решительно никакой цены, — говорил Кленский. — Ведь это было слепое экспериментирование. Здесь подошло бы выражение, которое мне впервые довелось услышать на днях: ползучий эмпиризм…