Георгий Бабат - Магнетрон

Он взял блокнот с намерением нарисовать эскиз нового магнетрона. Но вместо вариантов генератора сантиметровых волн карандаш выводил множество маленьких эллипсов, которые, подобно продолговатым бусинам, низались друг за дружкой, сплетаясь в узор, похожий на ожерелье из много раз повторенной буквы «В». Молодой инженер закрыл блокнот, взглянул на полку с гнездами, в которых лежали неудачные модели, и усмехнулся.

«Была мечта, были искания, и вот, — он посмотрел на останки магнетрона, — снова мечты, искания, неудачи… Надо искать!» «Во цвете лет свободы верный воин, перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал…» — вспомнил он и улыбнулся.

В лабораторию вошла Наташа Волкова.

— Наташа, — проникновенным голосом сказал Муравейский, который уже успел вернуться из заводоуправления, — предчувствие должно было толкнуть вас сюда несколько раньше. Минуту назад здесь, в этом помещении, впервые в истории работал, возможно, первый в мире мощный магнетронный генератор. Но я, как Демон Тамару, сжег этот прибор пылкостью своего восторга.

Наташа увидела останки прибора на столе Веснина. Она взглянула на Муравейского:

— Вы это сделали нарочно. Возможно, и подсознательно, но все-таки нарочно.

Веснин обернулся:

— Вы несправедливы, Наташа! Просто мы позволили себе увлечься.

— Нет, это вы, вероятно, позволили себя увлечь!

— Не все же, Наталия Георгиевна, подобно вам, заговорены от увлечений, — отозвался Муравейский.

— Я сюда шла по делу, — сказала Наташа. — Кузовков просил передать вам вот это письмо, его по ошибке заслали в наш отдел.

На большом конверте, под штампом Бюро новизны Комитета по изобретательству, размашистым почерком было написано:

Муравейскому и Веснину по заявке № 113074

— Посуда бьется к счастью, — сказал Муравейский, взглянув на погибшую лампу. — Это долгожданный ответ на нашу авторскую заявку. Читайте же, дьяки, читайте мне вслух посланье от слова до слова!

Веснин разорвал конверт и развернул письмо.

— Да нет же, это не согласие о выдаче авторского свидетельства, — перечитывая вторично первую страницу послания Комподиза, сказал Веснин.

— Требуют разъяснений, не понимают описания? Что же, пошлем им фотографию действующего прибора.

— Нет, им и без фотографии все ясно, — спокойно произнес Веснин и положил письмо на стол. — Это отказ в выдаче авторского свидетельства.

Наташа шагнула к столу и смело, не спросив разрешения, прочла письмо из Комподиза.

— Муравейскому не повезло, — сказала она и ушла.

— Они ссылаются на авторскую заявку А. И. Ронина с приоритетом от 25 декабря 1932 года, — продолжал Веснин. — Ни разъяснений, ни дополнений электротехническая секция от нас не требует.

— Ссылаются на А. И. Ронина, на Арнольда Исидоровича! — вскричал Муравейский. — Знаете ли вы, кто такой Ронин, этот логарифмист с квадратным пенсне и потусторонним взглядом?

— Да, я его знаю. На его статьи я давно обратил внимание, а познакомился с ним этой весной в читальном зале Публичной библиотеки. Действительно, у него несколько необычная, примечательная внешность. Говорят, что он любезнейший человек…

— Я этого любезного хорошо знаю, — перебил Муравейский. — Года четыре назад, когда я еще был студентом, доцент Рокотов, который вел с нами практические занятия по физике, заболел. По его рекомендации на время его болезни был приглашен этот Ронин — молодой человек, окончивший инженерно-физический факультет Ленинградского политехнического института. В первый же день он объявил нам, студентам, что это просто глупо — вести экспериментальные занятия с нашим несовершенным, несовременным оборудованием. Что даже у школьника должно хватить воображения на то, чтобы реально представить себе любой из предусмотренных программой практических опытов, и будет лучше, если он использует наше время на то, чтобы рассказать нам о последних, имеющих проблемное значение работах в области физики. Мы-де, мол, не школьники и всю практическую программу в свободное время сможем выполнить сами. Впрочем, полностью ему развернуться не удалось. После вступительной беседы о волнах, частицах и о принципе неопределенности он заболел, потом наступили каникулы, а там выздоровел наш доцент. И знаете, кто был этому больше всего рад?.. Наш Ронин. В прощальной речи Арнольд Исидорович мотивировал нам свое нежелание заниматься преподавательской работой. «Институт — это маленький островок, — сказал он, — островок среди бурлящего океана жизни. И на обдуваемых ветрами океанских островах живут только бескрылые насекомые. Обладатели крыльев здесь подвергаются риску неуправляемого полета, и их в конце концов уносит ветер».

— А знаете, — улыбнулся Веснин, — в облике Ронина действительно есть нечто от существа крылатого. Есть такой рассказ о человеке, которого считали горбатым. Вдруг он сбросил пиджак, и оказалось, что у него за спиной не горб, а крылья. Он их расправил и поднялся вверх.

— И сделал он это вот так, — подхватил Муравейский: — посмотрел пустыми глазами на потолок, сощурился, схватил логарифмическую линейку и принялся вычислять. Объявил, что взял интеграл, который до него не брался никем, ну и поднялся на воздух.

Веснин взял со стола письмо.

— Не будем нападать на Ронина. Тут нам пишут: «Предложение не является новым и не имеет практического значения». Подписано: старший эксперт секции электротехники и радиотехники Бюро новизны Комитета по изобретательству профессор Вонский.

— Это дело, Володя, я так не оставлю. Эксперты Бюро новизны получают по двадцать пять рублей за каждый положительный отзыв и по пятидесяти рублей за отрицательный. Это их поощряет выискивать противопоставления. Но ведь наш магнетрон работает! Нам необходимо отстоять свой приоритет. Мы напишем в Совет жалоб Комподиза. Возможно, Ронин опроверг нашу старую заявку, но не наши новые последние достижения.

— Нет, Миша, надо сначала ознакомиться с заявкой Ронина. Возможно, что в интересах дела нам придется объединиться с ним или хотя бы позаимствовать с согласия Ронина его опыт. А возможно, наоборот, он захочет что-либо использовать из достигнутого нами.

— Вы рассуждаете, как дитя. Но не в этом дело. Нам завтра же с утра надо поехать в Комподиз. Пойдите и уладьте этот вопрос с шефом. Дымов и я — это лед и пламень, вода и камень… Мне самому идти к нему — это значит испортить все дело.

Административное соподчинение и структура органов по регистрации и учету изобретений много раз менялись. До 1917 года выдачей патентов, или, как их тогда называли, привилегий , ведал департамент торговли и мануфактур министерства финансов. Привилегий выдавалось немного, и поэтому специальных штатных экспертов в департаменте торговли не было. Заявки на изобретения (они тогда назывались «прошения») передавались на отзыв кому-либо из авторитетных в той области преподавателей высшей школы. Например, когда Яблочков представил в 1890 году авторскую заявку на автоаккумуляторную батарею , то отзыв об этом изобретении давал профессор физики Петербургского лесного института Дмитрий Александрович Лачинов. По привилегиям на электросварку Бенардоса и Славянова экспертизу проводил профессор Петербургского университета Орест Данилович Хвольсон.