Авиация 2001 04

Обычно мы шли на высоте около 4000 метров и, выходя на цель, какое-то время летели по прямой, давая возможность своим штурманам произвести необходимые расчёты для успешного и точного сброса бомб. Как раз в этой стадии полёта мы представляли собой хорошую мишень для русских зенитчиков. Вражеские истребители ещё не успевали набрать высоту, на которой мы летели. Но они уже были под нами и их количество иногда достигало 30- 50 самолётов. Нам приходилось пикировать сквозь этот рой. В этот момент самолёты противника начинали нас преследовать, а наши бортовые стрелки открывали по ним яростный огонь и, как правило, им не хватало боекомплекта, чтобы полностью отбить все атаки. Поэтому после сброса бомб мы жали на сектор газа до отказа и на повышенной скорости, прижимаясь к земле и сливаясь с её поверхностью, уходили на свою территорию. Горе было тому, кто по какой-либо причине отставал от общего строя.” [15, стр. 176-177].

Хорошее, на первый взгляд, объяснение неудачным действиям нашей истребительной авиации по перехвату самолётов противника Марданов переписал из "Исторического отчёта о боевой деятельности ВВС СФ" [Книга 3, л.191]: "Несложный подсчёт показывает, что для германских бомбардировщиков, летящих со скоростью 400 км/час, при удалении на 45-50 км подлётное время составляло всего 6,7-7,5 минут. Таким образом, даже при обнаружении противника непосредственно над линией фронта и быстрой передаче данных на аэродром, истребители не успевали взлететь и набрать высоту, необходимую для перехвата". (стр.34).

Приведу лишь один пример, который полностью опровергает эту стройную теорию. Этот случай произошёл 24-го июня и стал одним из самых известных эпизодов воздушной войны за Полярным кругом, многократно описанным в нашей мемуарной и периодической литературе.

Приведу отрывок из одной из самых первых статей, посвящённых первому сбитому самолёту противника на Крайнем Севере:

"Неожиданно совсем близко у аэродрома застрекотали пулемёты, над сопками засверкали звездочки разрывов зенитных снарядов.

– Кроме экипажей, все в укрытие, – скомандовал командир части.

В это время на бреющем полёте из-за сопок выскочил Не-111. Он так форсировал моторы, что сзади оставались два хвоста чёрного дыма. Немец поспешно удирал в море.

– Сафонов! -успел крикнуть Губанов (Командир 72-го САП – прим. Ю. Р.).

Крайний справа командир 72-го САП ГСС полковник Г.П. Губанов. 7 августа в результате налёта на аэродром Ваенга-Первая бомба разовалась рядом с его автомобилем: водитель получил тяжёлое ранение, а Губанов ранение в левую руку.

Итого за сентябрь:

боевых вылетов – 40

налёт – 31 час. 28 мин.

воздушных боёв – 9

лично сбил – 2 Ю-87,1 Ме-110 и 1 Хш-126 в группе – 1 Ме-109

Но мотор уже работал. Привычным движением рук Сафонов приказал убрать колодки и, оставляя позади себя буруны пыли, пошёл на взлёт. Его самолёт провожал взглядами и ожидал весь личный состав. Через некоторое время до аэродрома донеся знакомый шум мотора, а потом из-за сопок на повышенной скорости выскочил Сафонов и сделал боевой разворот.

Идя по кругу, он делал глубокие помахивания плоскостями. Но никто не понимал этого знака лётчика.

Истребитель сделал посадку. Уцепившись за плоскость, его сопровождал инженер 3-го ранга В. Булыгин, который взмахами руки и мимикой лица спрашивал: "Сбил?" Сафонов, опустил большой палец руки вниз.

– Есть! – радостно подхватили присутствующие.

Сняв парашют, Сафонов доложил командиру о проведённом бое. В машине Сафонова не было ни одной пули, но она была повреждена. В хвостовом оперении истребителя и в капоте мотора сидели большие остроугольные осколки заграничного дюраля. Увидев их, Сафонов улыбнулся и, покачав головой, начал рассказывать о бое.