Сергей Цебаковский - Уравнение с НЛО

Начинал он с неприятия идеи НЛО в какой бы то ни было форме, затем пришел к мысли, столь же осторожной, сколь парадоксальной: хотя НЛО время от времени проявляют определенные физические свойства (поломанные ветви деревьев, круги и вмятины на месте посадок), это вовсе не означает, что объекты реально существуют, более того, мы даже не знаем, появляются ли на сетчатке глаза наблюдателя отбрасываемые ими изображения. А потому единственно, что существует реально, – это сообщения о наблюдениях НЛО. И надо изучать эти сообщения, сколь бы странными они ни казались, ибо в них, скорее всего, заключена разгадка феномена.

Но это, пожалуй, другая крайность. Когда бесстрастный радар на своем экране отмечает НЛО и тем более бесстрастная фотокамера фиксирует этот сигнал в той части экрана, а следовательно, в той части неба, где его засек глаз наблюдателя (а такие случаи двойного видения – бортового радара и пилота – нередки), можно ли сомневаться, что на сетчатке глаза появляется изображение НЛО?

Как никто из ученых Хайнек владел достоверной информацией об НЛО и потому раньше других осознал тот психический шок, что охватывает человека при близких контактах с НЛО. Как никто другой Хайнек знал и о нелегких испытаниях, выпадающих на долю почти каждого, кто решится рассказать о подобной встрече. И потому не так уж странно было слышать из уст поседевшего на изучении НЛО астрофизика, что, доведись ему увидеть объект с экипажем, он бы никому в том не признался, если б не имел при сем достойных уважения соочевидцев.

Первым из ученых он понял неотложность решения проблемы НЛО, видя в ней некий перст, указующий в наше будущее. Как-то Хайнек признался: не раз он просыпался по ночам, разбуженный мыслью «А что, если секрет НЛО первыми разгадают русские и воспользуются всеми преимуществами?». Но какими преимуществами? Техническими, военными? Что можно перенять в этом смысле у фантома, изображение которого не отлагается на сетчатке глаза? Опять загадка, теперь не столько НЛО, сколько самого Хайнека.

За долгие годы он, думается, не однажды приходил в отчаяние. Множились наблюдения, каждый новый убедительный случай, поначалу суливший прорыв в понимании феномена, в конечном счете становился еще одним неизвестным. Хайнек выдвигал идею: объявить нечто вроде ударного года по изучению НЛО, бросить на это все силы, если и тогда не будет результата, вообще махнуть рукой на проблему. Но вряд ли сам всерьез воспринимал свое предложение.

Хайнек не уставал повторять, что уфологией занимается в свободное от работы время. Действительно, всегда он оставался профессором астрономии, всегда руководил какой-то обсерваторией, а в конце пятидесятых, став содиректором Смитсоновского института, совсем отошел от уфологии, налаживая систему слежения за советскими спутниками. Но Хайнек всегда возвращался к своим тарелкам. На конференциях и симпозиумах он проводил негласные опросы, вел закулисные переговоры, выяснял нужные ему сведения, и все о том же – об НЛО. Совершал дальние путешествия, но маршруты, им избираемые, похоже, составлялись без оглядки на проспекты туристских фирм. Цель путешествий – уфологические достопримечательности.

В Папуа – Новой Гвинее – он побывал затем, чтобы встретиться с преподобным Уильямом Джиллом и другими очевидцами удивительного наблюдения НЛО (июнь 1959 года), о котором говорил весь мир. В Москве Хайнек тщетно пытался установить контакт с доцентом Московского авиационного института Феликсом Зигелем, о котором на Западе по сей день бытует легенда, будто он возглавлял некую сверхсекретную правительственную группу по изучению НЛО. В Сокорро, штат Нью-Мексико, где приземлился НЛО, Хайнек побывал трижды – по горячим следам происшествия в апреле 1964 года и несколько лет спустя в надежде, что новые встречи и беседы дадут хоть какой-то ключ к разгадке.

По отзывам, Хайнек был терпеливым слушателем, от него получить информацию было труднее. Хоть и жаловался, что его редко допускали к материалам под грифом «Совершенно секретно» и не так часто к секретным бумагам, знал он много, знал то, чего долго не будут знать его ученые коллеги. И в конце шестидесятых годов, когда сквозь рогатки цензуры пробились поразительные факты об НЛО, кое-кто из ученых, ранее усыпленных официальными заверениями о надуманности и несостоятельности проблемы летающих тарелок, ополчился на своего собрата (особенно резко доктор Джеймс Макдональд) за то, что Хайнек так долго молчал, потворствуя официальной лжи об НЛО. И Хайнек признавал вину, не только каялся, но и жаловался. Военные чины, говорил он, нередко его призывали не затем, чтобы выслушать мнение астронома, а чтобы продиктовать, как должен он объяснить тот или иной случай наблюдения – «Это был зонд» или «Это косяк перелетных гусей» и т. д.

Сравнительно недавно заговорили о связях Хайнека с ЦРУ. Веских доводов, правда, никто не представил – сплошные догадки, предположения. И вообще вряд ли это можно считать сенсацией, если только не подразумевается, что, став агентом ЦРУ, профессор Хайнек получил подпольную кличку, явки, шифр и прочую беллетристическую атрибутику тайного агента. Не будем наивны – два десятилетия Хайнек был сотрудником разведки ВВС – пусть по контракту, консультантом, пусть авиатехнической, но разведки. Секретные службы подобны сообщающимся сосудам: попал в один, в другой путь не заказан. В январе 1953 года Хайнек вместе с другими известными учеными заседал в созданной ЦРУ тайной комиссии по НЛО, тоже в качестве консультанта. Кто поручится, что в последующие годы, когда вовлеченность ЦРУ в тарелочные дела возросла, это ведомство не обратилось к Хайнеку с просьбами более деликатного свойства, выходящими за рамки научного консультирования.

Умер Джозеф Аллен Хайнек в 1986 году – профессором астрономии Северо-западного университета в штате Иллинойс и научным руководителем созданного им Центра по изучению НЛО, в архивах которого было собрано около пятидесяти тысяч наблюдений. До конца своих дней Хайнек отстаивал мысль:

«Когда будет решена загадка НЛО, это станет не просто очередным шагом в поступательном движении науки, но громадным, неожиданным качественным скачком».

…Эксперты пришли к выводу: капитан Мантелл не сделал попытки катапультироваться, а это могло означать, что он так и не пришел в сознание.

Часы на его руке остановились в 15.10. Неизвестно, правда, какое время они отсчитывали – Центральное или Восточное поясное. В любом случае факт ничего не прояснял. Если часы указывали Центральное время, они остановились за пять минут до последнего сеанса радиосвязи. Если Восточное поясное время, на час опережающее Центральное, то до взрыва самолета в воздухе оставалось около тридцати минут.