Густав Майринк - Вальпургиева ночь_Ангел западного окна

«Подлинное письмо, доставшееся мне, Джону Роджеру, в наследство от Джона Ди, донесение капитана епископской охраны Перкинса его преосвященству епископу лондонскому Боннеру.

<���Дата неразборчива>

„Настоящим доношу вашему преосвященству, что Джон Ди, эсквайр, находившийся в своем замке Дистоун, взят под стражу. Означенный Джон Ди был обнаружен нами при открытой чернильнице и с пером в руке, за столом с географическими картами. Ничего написанного его рукой, однако, найти не удалось. В замке мной учинен обыск.

Арестант той же ночью доставлен в Лондон.

По моему приказу его поместили в нумере 37-м, ибо в Тауэре сия камера самая надежная. Осмелюсь полагать, что арестант отрезан от своих многочисленных влиятельных знакомых, чье местонахождение выявить весьма трудно. Для верности 37-ю камеру, в коей помещен узник, гласно именую нумером 73-м, ибо влиятельность некоторых друзей арестанта необычайно велика. Всецело полагаться на тюремщиков и сторожей нельзя, потому как алчны непомерно, среди же еретиков богатеев премного.

Пособничество Джона Ди разбойничьей шайке Воронов можно почитать доказанным, прочее же покажет допрос с пристрастием.

Вашего преосвященства покорнейший слуга Ги Перкинс, капитан, своей рукой написал».

Я дочитывал рапорт капитана Перкинса, как вдруг раздался резкий звонок, заставивший меня вздрогнуть. Я открыл дверь. Мальчишка-посыльный принес письмо от Липотина.

Когда меня отрывают от каких-то занятий, я раздражаюсь и поэтому совершил ужасный по нашим понятиям проступок — забыл дать пареньку на чай. Неприятно! А как исправиться? Липотин редко присылает записки с посыльным, и каждый раз их приносит новый мальчишка. Должно быть, среди бездомных шалопаев большого города у Липотина множество приятелей, готовых услужить.

Но что же он пишет?

«1 мая, в день св. Социуса {48} .

Михаил Архангелович сердечно благодарит — к нему вызвали врача, сейчас он чувствует облегчение.

A propos [12], чуть не забыл: он просит вас поставить серебряный ларчик в строгом соответствии с земным меридианом. А именно: расположите ларец так, чтобы воображаемая прямая меридиана проходила вдоль китайского орнамента в виде волнистых линий на крышке ларчика.

Зачем это нужно, не могу сказать, — у Михаила Архангеловича, когда он объяснял, как надо поставить ларец, опять пошла горлом кровь, я, разумеется, не докучал ему дальнейшими расспросами.

Скорей всего эта старинная серебряная шкатулка желает именно такого расположения, ибо чувствует себя на меридиане наилучшим образом! Сделайте милость, для вас это сущий пустяк, а ларчику будет приятно. Не взыщите, если, на ваш взгляд, подобная просьба не лезет ни в какие ворота, — видите ли, антиквару, который всю жизнь провел в окружении вещей, похожих на столетних старцев, отчасти известны их привычки и склонности, у нас, знатоков старины, со временем появляется чутье, позволяющее распознавать тайные желания и мнимые хвори антикварных вещиц, капризных, точно старая дева. Наш брат с их причудами считается.

Наверняка вы подумали: эдакой тонкости чувств не было, поди, в старой России и тем более нет в нынешней! О да, людей, разумеется, третируют, ведь их духовная ценность ни гроша не стоит. Но красивые старые вещи далеко не так выносливы, как люди…

Знаете ли вы, что китайский орнамент в виде волны на крышке ларчика есть древний символ даосизма, знак бесконечности, а в известных случаях — вечности? Ну, это так, к слову пришлось…

Преданный вам Липотин ».

Я бросил записку в корзину….

Ну и ну, что-то не по себе мне от этого «подарка» умирающего барона Строганова. Ладно, где он, мой компас? Не сразу нашел, потом долго возился, прежде чем удалось определить направление меридиана. И конечно же, оказалось, что письменный стол стоит поперек. Вот славная вещь, преклонных лет стол, а никогда еще не позволял себе капризничать и требовать, чтобы поставили в каком-то соответствии с направлением земного меридиана, якобы для его, стола, благоденствия.

Сколько тайного высокомерия во всем, что приходит с Востока!.. Ну хорошо, я сориентировал тульскую шкатулку по меридиану… Еще не перевелись на свете простаки (и сам я в их числе), уверенные, будто бы у человека есть воля и он ее хозяин!.. Каков же результат моей слабохарактерности? Книги, бумаги на столе, и сам стол, и комната, ее обстановка и давний, привычный порядок — буквально все словно перекошено и меня не устраивает. Уже не я, а разлюбезный меридиан здесь хозяин!.. Или тульский ларчик. Все, что стоит, лежит, висит, — вещи в комнате с ним в раздоре, все не по нутру несносному маленькому азиату! Подойдя к столу, смотрю в окно… Час от часу не легче, — похоже, все на свете теперь идет вкривь и вкось!

Нет, нельзя оставить все как есть, отсутствие порядка раздражает. Надо или убрать со стола ларчик, или… О Господи, нельзя же перевернуть весь дом вверх дном ради нелепых причуд какой-то шкатулки!

Я сижу, уставясь на серебряного тульского кобольда, и в конце концов со вздохом признаю: да, клянусь колодезем святого Патрика, это правда — ларчик стоит правильно, у него есть надежный ориентир, а мой стол, моя комната в беспорядке, да вся моя жизнь идет как попало, без плана и системы, без разумного направления, просто раньше я этого не замечал… Эге, а вот это уже навязчивая идея!

Так и тянет немедленно приступить к перестановке, а сам я при этом должен сесть за стол и, как стратег, продумать план нового расположения вещей. Нет, надо отвлечься! Я поспешно вытаскиваю из кипы бумаг Джона Роджера новый листок.

Он сам лезет в руки, этот листок, исписанный прямым упрямым почерком. Тут есть заголовок… «Колодезь святого Патрика»!

Вот тебе раз! Что же это обитает в моей душе? Почему всего минуту назад я в запальчивости произнес именно: «Клянусь колодезем святого Патрика»? Ведь никогда раньше я слыхом не слыхал о подобной клятве. Слова сами слетели с губ, я понятия не имею, где они могли мне встретиться… Постой!.. Кажется, где-то… да ведь только что… Поспешно листаю назад лежащую на столе рукопись, которую читал вчера, вот и нашел — в дневнике Джона Ди, черным по белому: «Джон, Джон, заклинаю тебя колодезем святого Патрика, одумайся! Обрати помыслы свои к добру, возродись в духе, ежели хочешь и впредь оставаться верным моим спутником». Так Джон Ди взывал к своему отражению в зеркале, да: «… заклинаю тебя колодезем святого Патрика, одумайся!»

Странно. Какое там — «странно»! Выходит, Джон Ди увидел в зеркале меня? Я — его отражение? Или я — отражение себя самого, и из зеркала на меня воззрилось отражение, пьяное, опустившееся, замызганное, с мутным бессмысленным взором? Нo… разве ты пьян, если тебе всего лишь — всего лишь? — бросилось в глаза, что твоя комната… не сориентирована по земному меридиану?.. Да что ж это за фантазии, что за сны наяву, средь бела дня?! Наверное, меня одурманил дух тленья, им же так и веет от бумаг покойного кузена.