Дэвид Бирн - Как работает музыка

Является ли удовлетворение, получаемое от общественного признания – каким бы незначительным и мимолетным оно ни было, – движущей силой акта творения? Полагаю, что большинство из нас, тех, кто делает музыку (или увлекается другими видами творчества), действительно мечтает, что когда-нибудь кто-то услышит, увидит или прочитает то, что мы сделали. Хотя Дарджер и некоторые другие могут показаться исключением, даже они, возможно, мечтали поделиться своей работой. Аудиторию можно найти среди членов семьи или среди анонимных прохожих на улице; если вы не выступаете в клубе или в концертном зале, это еще не означает, что вы не музыкант. Даже концептуальные художники и музыканты, которые считали, что достаточно просто подумать о создании чего-то – у Йоко Оно, Джона Кейджа и Сола Левитта есть работы, которые состоят исключительно из наборов инструкций, – почти всегда документировали свое творчество и представляли его коллегам.

Многие из нас, тех, кто хочет самоутвердиться, мечтают не только о таком диалоге с коллегами и общественностью, но и о компенсации за творческие усилия, что является еще одним видом самоутверждения. Речь не о богатстве и известности: достаточно, чтобы ваше занятие могло вас прокормить. Итак, давайте предположим, что вы хотите быть профессионалом и получать деньги, хотя на самом деле больше всего хотите, чтобы ваша музыка была услышана другими, – что именно от вас требуется? Создание отличных произведений лишь половина дела.

Когда я был моложе, казалось, что весь процесс, в результате которого музыка достигала моих ушей, происходил по волшебству. Новые группы или певцы, которых я слушал, словно появлялись ниоткуда, чтобы потрясти мое воображение. Мне казалось, что я и мои друзья «открыли» их. Я ничего не знал о маркетинге, по крайней мере о маркетинге в музыке. Я знал, что знаменитости рекламируют сигареты, стиральные порошки и автомобили по телевизору и на радио, но не знал, что музыка продвигается таким же способом. Наверное, мне казалось, что есть некая республика соратников и единомышленников, где все каким-то образом узнают о том, какие классные вещи делают остальные.

Теперь у каждого есть мало-мальское понимание того, что мы окружены маркетингом. Иногда нам все еще кажется, будто мы волшебным образом «открыли» что-то, но чаще мы смутно осознаем, что кто-то приложил усилия, чтобы привлечь наше внимание к тому или иному артисту. Когда я впервые заметил эти скрытые силы в действии, почувствовал небольшое разочарование. От осознания того, что какую-то очень понравившуюся музыку мне впарили, я словно отчасти лишался свободы выбора. Я начал сомневаться в самой идее свободного выбора и в своей власти над тем, что мне нравится и не нравится – а что, если все это было навязано мне согласно чьему-то плану? Если мы способны на умственное усилие и можем отделять прагматическое знание от удовольствия, которое приносит музыка, то в идеале нам не испортит удовольствия даже понимание, насколько велико влияние маркетинга.

Мы с друзьями теперь яснее видим, что наши вкусы постоянно меняются, что порой одни группы больше не кажутся актуальными, а другие – ретроспективно воспринимаются как пророческие. Мы осознаем, что эмоциональным пристрастиям свойственны приливы и отливы и нет абсолютов. Но в течение какого-то времени музыкальный бизнес казался утопической параллельной вселенной.

Как поклонники музыки или безучастные наблюдатели мы видели Элвиса в золотом кадиллаке, видели, как Стинг записывается во французском замке, видели здание Capitol Records в Лос-Анджелесе в форме башни из виниловых пластинок и слышали истории о роскошной жизни: о вечеринках с наркотиками, о телевизорах, выброшенных с балконов отелей, о расшитых костюмах и раскрашенных роллс-ройсах. Мы слышали истории о Брюсе Спрингстине, работавшем над альбомом Born to Run больше года в различных студиях, или о D’Angelo, навещавшем студию Electric Lady на протяжении четырех лет, пока создавался альбом Voodoo . Прагматизм казался неуместным: музыкальный мир был про другое. Теперь уже не услышишь рассказов о бесконечных сеансах записи в дорогих студиях – главным образом по финансовым причинам. Мир музыки раньше казался гламурным и экстравагантным, а подноготная маркетинга и дистрибуции не имела никакого отношения к славе и образу жизни. Многое изменилось.

Щеголять роскошным образом жизни в настоящее время в основном прерогатива исполнителей хип-хопа, которые далеко не все при этом ездят в большие туры, так что кто-то, видимо, покупает их альбомы, если именно за счет этого они могут позволить себе шампанское Cristal, дорогие музыкальные клипы и золотые цепи. А может, их звукозаписывающие компании считают, что тратить деньги на такие вещи – мудрая долгосрочная инвестиция. Многие из этих исполнителей занялись еще парфюмерией, ресторанами, обувью и одеждой: если падают продажи музыки и прибыль от компакт-дисков тает на глазах, статус и доход, по-видимому, можно поддерживать другими способами, например запустить собственную линию духов.

Я тоже по ходу своей карьеры все больше времени уделяю другим, не чисто музыкальным заботам: искусству, книгам (как эта), фильмам и DVD. Ничто из этого, даже отдаленно, не сравнится по доходу с продажами парфюма – тут я дал промах. Преследуя любую внемузыкальную цель, я придерживаюсь одного финансового правила: постараться не потерять деньги; я вполне доволен, если проект хотя бы покрывает затраты и расходы. В идеале один проект не должен финансировать другой, но именно в идеале. Для меня диверсификация – это поиск путей творческого развития. Разнообразие – не деловое решение, а способ оставаться заинтересованным, бодрствующим. Хотя я не стану в творческих замыслах руководствоваться соображениями прибыли и маркетинга, ибо такая мотивация неизбежно приводит к катастрофе, я также не хочу оставаться в блаженном неведении насчет бюджетов и бизнеса.

Есть поговорка, адресованная особо легкомысленным: музыкант, который не занимается своим бизнесом, довольно скоро обнаружит, что никакого бизнеса у него и нет. Десятки лет назад я принял это предупреждение близко к сердцу и перед подписанием контракта с звукозаписывающей компанией читал книги наподобие «Музыкального бизнеса» (The Business of Music). Шибко мудрым от такого чтения я не стал, а юристы, нанятые для защиты интересов нашей группы, никак не могли гарантировать нам честную сделку. Правда, хотя первоначальные контракты были не слишком щедры, к чести наших адвокатов, они сделали все, что могли при данных обстоятельствах. По крайней мере, мы не натворили ничего совсем уж катастрофического. В следующие годы мы старались каждый раз учиться чему-то новому и корректировать свой путь. О некоторых деловых решениях я глубоко сожалею. Да, никто и ни к чему меня не принуждал, зато мне часто говорили, что на лучшее не стоит и надеяться. Эта фраза служила оправданием для многих кабальных договоров, но я еще легко отделался. С годами мне удалось постепенно улучшить свое правовое и договорное положение, избежать повторения ошибок и защитить себя. Мне довелось поработать как с большими, так и с маленькими звукозаписывающими компаниями, и одно время я даже владел собственным лейблом.