Екатерина Докашева - Ахматова, Блок, Цветаева: Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей

Д.С. ушел к себе в гостиницу довольно рано, а я легла спать и забыла, что замужем. Да так забыла, что на другое утро едва вспомнила, когда мама, через дверь, мне крикнула: “Ты еще спишь, а уж муж пришел! Вставай!”

Муж? Какое удивленье!».

Молодых ждал Петербург, и они отправились по Военно-Грузинской дороге до Владикавказа на санях. В город приехали поздно и, переночевав в гостинице, на другой день сели в «обыкновенный поезд» до Москвы.

Сделали необходимый визит родственникам, во время которого бабушка, узнав, что невеста «венчалась без белого платья, без флердоранжа и что после венчанья не было традиционного молебна», пришла почти в гнев.

Не задерживаясь в Москве, тем же вечером молодые уехали с почтовым поездом в Петербург.

Здесь молодой жене Мережковского только предстояло познакомиться с городом и его культурной, художественной и литературной жизнью.

У них была квартира на Верейской улице в доме, который Гиппиус охарактеризовала как «не дурной» и «не старый». Единственное, что было неудобным – его местоположение. Он был далеко от центра.

«Было тепло, уютно, потрескивали в каждой комнате печки. <���…> Д.С. был очень горд своим устройством (воображаю, как бы он справился без матери) и доволен, что все это мне нравится. Ведь он даже добыл откуда-то рояль (он знал, что я привыкла играть) – должно быть, мать отдала свой. Он был не новый, но хороший, длинный», – отмечала Гиппиус.

Жизнь налаживалась…

«И началась наша новая жизнь в Петербурге, особенно новая для меня, все с новыми и новыми лицами, в новом кругу интересов. И все менялось с удивительной быстротой».

Дмитрий Сергеевич познакомил Зинаиду с редакцией «Северного Вестника», где печатался, бывали они на литературных вечерах.

«Куда только не возил меня Д.С., кого только не показывал! Очень было интересно, только очень уж много разнообразных кругов».

Одновременно Зинаида Гиппиус начинает понимать различие их характеров и пристрастий.

«Глядя на нас с Д.С., – более извне, конечно, – трудно было бы сказать, что у меня фон души (если можно так выразиться) – темнее, у него – светлее. А это было именно так. И с годами даже подчеркнулось, хотя другим он, с годами, казался, подчас, даже угрюмым, а я жизнерадостной. Но это кстати, вернемся к Дмитрию в 23 года.

Живой интерес ко всем религиям, к буддизму, пантеизму, к их истории, ко всем церквам, христианским и не христианским равно. Полное равнодушие ко всякой обрядности (отсутствие известных традиций в семье сказалось). Когда я в первую нашу Пасху захотела идти к заутрене, он удивился: «Зачем? Интереснее поездить по городу, в эту ночь он красив». <���…> Замечу здесь еще одно, и коренное, различие наших натур. Говорю о своей – чтобы лучше оттенить его. У него – медленный и постоянный рост, в одном и том же направлении, но смена как бы фаз, изменение (без измены). У меня – остается раз данное, все равно какое, но то же. Бутон может распуститься, но это тот же самый цветок, к нему ничего нового не прибавляется. Росту предела или ограничения мы не можем видеть (кроме смерти, если дело идет о человеке). А распускающемуся цветку этот предел виден, знаем заранее. Раскрытие цветка может идти быстрее, чем сменяются фазы растущего стебля (или дерева). Но по существу все остается то же.

Однако оттого и случалось мне как бы опережать какую-нибудь идею Д.С. Я ее высказывала раньше, чем она же должна была ему встретиться на его пути. В большинстве случаев он ее тотчас же подхватывал (так как она, в сущности, была его же) <���…> Потому что – это необходимо прибавить – разница наших натур была не такого рода, при каком они друг друга уничтожают, а, напротив, могут, и находят, между собою известную гармонию. Мы оба это знали, но не любили разбираться во взаимной психологии».

Весной супруги планировали поехать в Крым. Квартиру для будущей зимы они нашли в доме на углу Литейного и Пантелеймоновской, который носил название «дом Мурузи». Квартира была на пятом этаже и просторнее Верейской. В этом доме они потом жили много лет. В Подмосковье они сняли дачу на лето и двинулись – в Крым! В Алупку.

«Дмитрий, в этих любимых местах, немножко прояснился. Особые крымские запахи, лаврами и розами, обоим нам знакомые, особенно ему милые… Он показывал мне Алупкинский дворец, где мальчиком целовал руку современнице Пушкина. Тихие руины Ореанды, и там, на высоте, белая колоннада, и сохранившаяся надпись на одной из колонн (почему-то прелестная):

Здесь луной и морем любовалась

Герцогиня Белая Сирень…

Трудно было нам, среди всего этого, да и по молодости лет, думать о смерти. Но мы думали, только как-то светло, о светлой, а не темной смерти».

Из Крыма они уехали в Боржоми, потом на снятую под Москвой дачу.

Осенью возвратились в Санкт-Петербург. В новый дом. Постепенно начинают публиковать и Гиппиус. Ее первый рассказ был напечатан в «Вестнике Европы».

«Пишу я об этом вот почему: наш более чем скромный бюджет пополнялся все-таки отдельными работами Д.С. в разных местах: в “Северном вестнике”, в “Вестнике иностранной литературы”. Были, кроме того его поэмы… Когда же он принялся за “Юлиана” – все это кончилось, и наступила моя очередь. Тут-то я и принялась, как умела, за свои романы: главным образом – у Шеллера-Михайлова, в “Живописном обозрении”, и у Гайдебурова (“Наблюдатель”). Особенно мил был Шеллер, все мое принимавший и плативший недурной гонорар. Романов этих я не помню, – даже заглавий, кроме одного, называвшегося – “Мелкие волны”. Что это были за “волны” – не имею никакого понятия, и за них не отвечаю. Но мы оба радовались необходимому пополненью нашего “бюджета”, и необходимая Д.С. свобода для “Юлиана” этим достигалась».

Мешается, сливается

Действительность и сон,

Все ниже опускается

Зловещий небосклон —

И я иду и падаю,

Покорствуя судьбе,

С неведомой отрадою

И мыслью – о тебе.

Люблю недостижимое,

Чего, быть может, нет…

Дитя мое любимое,

Единственный мой свет!

Твое дыханье нежное

Я чувствую во сне,

И покрывало снежное

Легко и сладко мне.

Я знаю, близко вечное,

Я слышу, стынет кровь…

Молчанье бесконечное…

И сумрак… И любовь.

Снова были старые-новые знакомства. Литературная среда, где вращались Мережковские, сосредотачивалась не только вокруг «Северного вестника», в нее входили и более широкие круги молодых поэтов, профессуры, литераторы прошлого времени. Среди новых знакомств есть одно – очень показательное. Оно как предвестник того дела, которому будут преданы Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Построение отношений не на основе низменного Эроса, а Эроса преображающего…