Том Филлипс - Homo sapiens? Как мы все про***ли [litres]

В конце концов, их река была в стране не единственной, которая горела. Река Баффало вспыхнула в 1968 году, за год до пожара на Кайахоге. А река Руж в штате Мичиган загорелась всего через несколько месяцев после Кайахоги, в 1969-м. («Если у вас есть река, которая горит, у вас есть проблема – и причина разразиться плачем», – с горечью писала газета Detroit Free Press после этого инцидента.) Кайахога также не единственная река в США, которая горела несколько раз. В XIX веке река Чикаго периодически вспыхивала, причем каждый раз жители собирались у берегов, чтобы поглазеть на это, будто на торжества по случаю Дня независимости. Ей, несомненно, стоит присудить победу в номинации «Река в Америне, горящая регулярнее других».

И все же история о полыхающей реке сделала свое дело – нация начала действовать. Зарождающееся движение в защиту окружающей среды, уже подготовленное литературой по теме, например книгой Рейчел Карсон 1962 года «Безмолвная весна», стало конденсироваться. (Первый День Земли был объявлен уже в следующем году.) Конгресс заставили действовать, и в 1972 году он проголосовал за Закон о чистой воде. Постепенно состояние водных артерий США улучшилось, и теперь о пожарах на реках ничего не слышно. Это история с хорошим концом – редкость для этой книги, – люди в кои-то веки сделали то, что должны были, чтобы дела пошли в гору. И абсолютно исключено, что администрация Трампа когда-нибудь попытается отменить стандарты чистой воды, вдруг обеспокоившись тем, что промышленным предприятиям запрещено в должной мере загрязнять реки. Ха-ха. [Закрывает руками уши] О, мне только что сказали, что как раз это они только что сделали.

Огромные массы речной воды, объятые пламенем, – одно из самых драматических доказательств того, что едва природа оказывается в руках человека, над ней тут же нависает опасность. Но отнюдь не единственное. В мире полно таких примеров: куда бы мы ни отправились, на том месте тут же возникал жуткий кавардак. Знаете ли вы, что в Мексиканском заливе есть обширная мертвая зона? Это огромная полоса с разрушенной экосистемой, простирающаяся от мест, куда сходит вода с сельскохозяйственных полей на юге США, щедро разбавленная удобрениями. Из-за этого здесь буйным цветом цветут водоросли, забирая из воды кислород и убивая все живое, отличное от них самих. Отличная работа, ребята!

Или как насчет нашей безответственной любви к разбрасыванию мусора повсюду? Мало кто задумывается, что все это придется куда-то сложить. Из-за нее образовались гигантские свалки электрохлама в китайском Гуйю. Это печально известные просторы площадью более 30 квадратных километров, рельеф которых образуют горы нежеланных устройств со всего мира – морально устаревших ноутбуков и прошлогодних моделей смартфонов. С технической точки зрения в городе занимаются переработкой, что неплохо! К несчастью, до недавнего времени это был ад на земле, облака густого черного дыма застилали небо, в воздухе пахло жженой пластмассой, а токсичные тяжелые металлы напитывали и землю, и организмы местных жителей, когда лом промывали в соляной кислоте. (Так продолжалось до тех пор, пока – несколько лет назад – за ситуацию не взялось китайское правительство. Были приняты более высокие стандарты здравоохранения и безопасности, и после этого один из горожан признался газете South China Morning Post, что качество воздуха значительно улучшилось. «В воздухе слышно только, как горит металл, и то если вы находитесь очень близко».)

Возможно, наше самое впечатляющее произведение – Большой тихоокеанский мусороворот. Это почти что поэтично, что посреди океана расположилась огромная, вращающаяся мусорная свалка, получившаяся из всего того, что мы бездумно выбросили. По площади она примерно равна штату Техас, и Северо-Тихоокеанское течение постоянно раскручивает ее, разнося отходы по окрестностям. В основном она состоит из микроскопических частиц пластика и фрагментов рыболовных снастей и невидима невооруженным глазом, но морские жители остро ощущают ее присутствие. Ученые не так давно подсчитали, что мы произвели примерно 8300 миллионов тонн пластика с тех пор, как мы начали широко использовать его, то есть с 1950-х годов. И из этого количества мы выбросили около 6300 миллионов тонн, который теперь болтается по поверхности планеты. Ура человеку.

Но если вам нужен действительно ядовитый пример по неосторожности причиненных человеком разрушений, нужно внимательнее присмотреться к острову, покрытому огромными каменными головами.

КОГДА ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ ВЫСАДИЛИСЬ НА ОСТРОВЕ Пасхи в 1722 году, они были ошарашены. (Голландская экспедиция искала континент, который предположительно существовал, но не был открыт. Дурачье!) Как могли представители этой крошечной, абсолютно изолированной полинезийской народности, в распоряжении которой не было современных технологий и даже деревьев, воздвигнуть огромные, художественно осмысленные статуи? Некоторые из них достигали высоты 21,5 метра и весили почти 90 тонн, и такие изваяния покрывали большую часть острова.

Очевидно, что голландцы недолго пребывали в изумлении: они быстренько проделали обычную европейскую штуку, то есть застрелили нескольких местных жителей после ряда недопониманий. В течение следующих десятилетий прочие путешественники из Старого Света поддерживали традиционную европейскую манеру вести себя в местах, только что открытых ими: они принесли новые смертельные болезни, загнали аборигенов в рабство и вообще вели себя довольно тоталитарно. (См. главу о колониализме.)

В последовавшие века белые люди не уставали строить теории, чтобы объяснить, как те загадочные статуи появились на острове, населенном такими примитивными обитателями. В основном это были неубедительные рассуждения о том, как представители более развитых обществ пересекли океан или как на остров вторглись пришельцы. («Это были пришельцы» – популярное и, по всей вероятности, чрезвычайно рациональное решение головоломки, по условиям которой небелые люди построили то, что не могли построить согласно предположениям белых людей.) Ответ на этот вопрос, конечно, очевиден: полинезийцы откуда-то привезли их.

Когда полинезийцы впервые ступили на берега Рапа-Нуи (таково название острова Пасхи на местном – рапануйском – языке), их цивилизация уже относилась к числу величайших в мире: она исследовала и обжила острова, разбросанные в океане в тысячах километров друг от друга. Между тем европейцы чрезвычайно редко отлучались со своего заднего двора.

Жители Рапа-Нуи были носителями развитой культуры, общины взаимодействовали друг с другом, они занимались земледелием, иерархическая структура была разветвленной, существовало даже маятниковая миграция: то есть в общем-то вся та ерунда, которую мы, как правило, ассоциируем с понятием «быть продвинутым». Статуи, или moai на местном языке, были величайшим достижением искусства, сформировавшегося в полинезийских обществах. Они имели и духовное, и политическое значение: это дань почтения к предкам, лица которых они носили, и кроме того, символ престижа для тех, кто распорядился соорудить их.