Бернар Вербер - Энциклопедия абсолютного и относительного знания

Вторая модель – занять место в первом ряду головной вагонетки, широко открыть глаза и вообразить, что сейчас полетишь, набирая скорость. Такой человек чувствует нарастающее всемогущество. Когда неожиданно раздается громкая рок-музыка, она кажется оглушительным апофеозом бесчеловечности. Но с этим кое-как миришься. При желании можно использовать эту энергию, чтобы лучше усвоить то, что слышишь. Тогда слушатель буквально парит на крыльях немилосердных звуков.

Все, что излучает энергию, представляет опасность, если просто мириться с ним, и обогащает, если направлять себе в пользу.

Люди всегда рассуждают одинаково, все подгоняя к своему масштабу и к системе ценностей. Они удовлетворены своими мозгами и гордятся ими. Они считают себя логичными и разумными. Они все видят со своей точки зрения: разум может быть только человеческим, сознание и зрение тоже. Франкенштейн – олицетворение мифа о возможности человека создать другого человека по своему подобию, как Бог сотворил Адама. Пресс-форма-то одна и та же! Даже делая андроидов, люди воспроизводят свое бытие и поведение. Возможно, когда-нибудь у них будет робот-президент, робот – папа римский, но это ничего не изменит в способе их мышления. А ведь этих способов бесконечное количество! Взять хотя бы муравьиный. Инопланетяне наверняка продемонстрируют нам другие примеры.

Этой ночью мне приснился странный сон. Огромный ковш складывал город Париж в прозрачный котел. В нем все тряслось, так что верхушка Эйфелевой башни проткнула стену моего туалета. Все перевернулось вверх дном, я катался по потолку, тысячи пешеходов разбивались о мои закрытые окна. Машины цеплялись за дымоходы, уличные фонари пробивали пол. Спасаясь от мебели, я покинул квартиру. Снаружи тоже был кавардак, Триумфальная арка развалилась, Нотр-Дам встал на попа, и его башни ушли глубоко в землю. Вырвавшиеся из подземелья поезда метро изрыгали людскую кашу. Я побежал сквозь развалины и достиг огромной стеклянной стены. За ней находился глаз – огромный, во все небо, он смотрел на меня. Желая увидеть мою реакцию, глаз забарабанил по стеклу гигантской ложкой. Раздался оглушительный колокольный звон, и уцелевшие до этого момента стекла квартир дружно лопнули. Глаз, в сотни раз превосходивший размером солнце, продолжал меня сверлить. Мне это совсем не понравилось. С тех пор я перестал искать в лесу муравейники. Если мои муравьи умирали, я уже не заменял их другими. Тот сон подсказал мне Одиннадцатую заповедь, я применю ее к самому себе, прежде чем стану навязывать близким: «не делай другим того, чего не хочешь для себя». Под «другими» я подразумеваю ВСЕХ других.

Цифра шесть хороша в архитектуре. Шесть – число Творения. Бог создал мир за шесть дней, а на седьмой отдыхал. Клемент Александрийский учил, что вселенная при создании устремилась в шесть разных сторон: четыре стороны света, зенит (самая высокая точка) и надир (самая низкая по отношению к наблюдателю). В Индии шестиконечная звезда Янтра означает акт любви, взаимное проникновение Йони и Лингама. Для евреев звезда Давида, она же печать Соломона – это сумма всех элементов вселенной. Треугольник, указывающий вверх, означает огонь, тот, что указывает вниз, – воду.

В алхимии считается, что каждый луч шестиконечной звезды соответствует какому-то металлу и планете. Верхний – Луне-серебру. Слева направо Венере-меди, Меркурию-ртути, Сатурну-свинцу, Юпитеру-олову, Марсу-железу. Умелое сочетание шести элементов и шести планет дает в центре Солнце-золото. В живописи шестиконечная звезда используется для проявления всех возможных сочетаний цветов. Все цвета вместе образуют белый в центральном шестиугольнике.

Я общаюсь с учеными, занимающимися термитами. Они говорят, что как ни интересны мои муравьи, они достигли только половины успеха термитов.

Термиты – единственные общественные насекомые и даже единственные среди всех животных, кто создал «идеальное общество». У них абсолютная монархия, где каждый счастлив служить королеве, где царит взаимопонимание, взаимопомощь, никто не проявляет амбиций и какого-либо эгоизма.

Именно в обществе термитов слово «солидарность» обретает истинную силу. Возможно, потому, что термиты первыми – больше двухсот миллионов лет назад – принялись строить города.

Однако сам их успех содержит в себе проклятие. Совершенство по определению не подлежит улучшению. Поэтому город термитов не ведает вопросов, не говоря о революциях и внутренних волнениях. Это чистый здоровый организм, функционирующий настолько хорошо, что ему остается одно – наслаждаться счастьем в резных коридорах из цемента несравненной прочности.

Не то муравей, чья социальная система гораздо анархичнее. Она развивается через ошибки, которые сначала совершает одну за другой. Муравей никогда не довольствуется тем, что имеет, он стремится все испытать, даже ценой жизни.

Муравейник – не стабильная система, а общество, действующее ощупью, проверяющее все варианты, вплоть до самых неприемлемых, рискуя самим своим существованием. Для меня все это – причины проявлять гораздо больше интереса к муравьям, чем к термитам.

Как же могущественны слова!

Я, обращающийся к вам, давным-давно умер, но меня поддерживают скопления букв, образующие книгу. Благодаря этой книге я жив. Я навечно с ней связан, она черпает у меня силу. Хотите доказательств? Я, труп, покойник, скелет, способен приказывать вам, моим живым читателям. Да, я, мертвец, могу вами управлять. Где бы вы ни находились, на любом континенте, в любые времена, я в силах принудить вас к подчинению. Как? Посредством этой Энциклопедии относительного и абсолютного знания. Прямо сейчас я это докажу. Слушайте мой приказ:

Видали? Вы послушались. Я мертв, а вы мне повинуетесь. Я нахожусь в этой книге. В ней я живу! Эта книга никогда не злоупотребит силой слова, ибо она – ваш статист. Не стесняйтесь засыпать ее вопросами. Она всегда в вашем распоряжении. В ней непременно отыщутся ответы на любые вопросы – либо напрямую, либо между строк.

Представим себе человека через 100 миллионов лет. (Тогда он накопит столько же опыта, сколько сейчас есть у муравьев.)