Валерий Полищук - Пути в незнаемое

Всем известно, что охрана и совершенствование среды обитания в нашей стране, где очень большие площади посевов находятся в так называемой зоне рискованного земледелия, являются такими же существенными и необходимыми, как ежегодные посевы и обработка земли.

А все существенное и большое по объему делается всем миром. Только сообща!

— Ребята, смотрите, Микено! Вот та гора с голой вершиной! У Шаллера есть фотография — помните? Ну конечно же Микено! В тех лесах работал Шаллер!

Ликование Петра Петровича было таким бурным, что шофер притормозил, и мы мигом высыпали из машины. Высоко в розовеющее вечернее небо возносил свои изъеденные временем каменные бастионы давно уснувший вулкан. Вот по этим лесам, сплошным синим одеялом укутавшим его подножие, вооруженный только биноклем и фотоаппаратом, бродил вслед за гориллами молодой Джордж Шаллер. Месяц за месяцем наблюдал он жизнь горилл в непосредственной близости и узнал о них столько, сколько не было известно до него за всю человеческую историю.

Для нас это — высший класс профессионального мастерства, книгу Шаллера «Год под знаком гориллы» мы в свое время читали запоем. Ведь мы тоже биологи, все четверо в этой машине. И нам самим предстоит через несколько дней свести знакомство с гориллами в их родной стихии.

Всех своих спутников, с которыми судьба так счастливо свела меня в самом сердце Африки, я давно знаю и люблю. С Евгением Николаевичем Смирновым училась в студенческие годы в одной группе, потом он уехал работать в Сихотэ-Алинский заповедник. Николая Николаевича Дроздова, всем хорошо знакомого по передаче «В мире животных», и Петра Петровича Второва, своего коллегу по Центральной лаборатории охраны природы, ставшей ныне Всесоюзным институтом, знаю, можно сказать, с детства. Тогда нас сводили рассветные часы в весеннем лесу и маленький улыбчивый человек с большой бородой, тоже Петр Петрович, наш учитель, которого все мы боготворили.

— А теперь скажите мне, что за птичка поет в том ивнячке?

— Пересмешка, — выпаливаю я.

— Маша, ты поторопилась. Пересмешки еще не прилетели. А что думает Коля?

Теперь я уже не помню, что тогда думали Коля и Петя. Но варакушку, а это оказалась она, запомнила на всю жизнь. И то туманное утро, когда по берегу Оки двигался маленький отряд ребят, убежденных, что на свете есть только одна стоящая профессия — биолог. Выезды в начале мая в Приокско-террасный заповедник во главе с Петром Петровичем Смолиным были тогда, в начале пятидесятых, чудесной традицией.

Разумеется, дело не обходилось одними только птицами. Столь же внимательно относился наш учитель и к насекомым, и к зверям, и к травам, и ко всевозможным их взаимодействиям.

Наверное, он хорошо предвидел теневые стороны узкой специализации, дробящей объект исследований на все более мелкие единицы, и стремился сделать из нас натуралистов, то есть людей, умеющих видеть и понимать природу во всем ее многообразии и в то же время — в целостности. Что касается Пети и Коли, то тут семена упали на благодатную почву — они показали себя отличными учениками Петра Петровича и стали биогеографами. Я же избрала более узкую и проторенную дорогу зоолога, а именно орнитолога.

После университета — я кончала биологический факультет, Петя с Колей — географический — все мы разлетелись в разные стороны. Николай Николаевич отправился путешествовать по свету: работал в Австралии и где только не бывал! Петр Петрович на много лет уехал в Киргизию, на высокогорную Тянь-Шаньскую физико-географическую станцию. Свое сердце он прочно отдал горам — и тут я с ним совершенно солидарна: для меня тоже нет ничего прекраснее гор, где у вечных снегов и ледников почти весь год длится зима, но зато все лето не кончается весна. Все лето журчат там талые воды, пахнет оживающей землей и раскидывают радужные коврики альпийские лужайки. А когда в разгар короткого лета выпадает снег, горечавки удивленно таращат из него свои синие колокольчики. А птицы — какие там птицы!

И все же со временем у Петра Петровича открылась еще одна страсть:

— Лучше гор может быть только Африка, — признался он мне после первой своей поездки в Африку.

— Лучше Африки могут быть только горы, — ответила я, и на том мы поладили.

Кандидатская диссертация Петра Петровича посвящена жизни высокогорий Тянь-Шаня. Птиц Петя знает отлично, но помимо них интересуется всем без исключения, что живет, и всем, что растет, — ведь он настоящий биогеограф. А до меня, признаться, не так уж и давно дошел высший смысл их с Колей науки, и здесь есть только одно смягчающее обстоятельство: я стараюсь исправиться хотя бы с таким большим запозданием.

Собственно, все как будто бы просто: биогеография призвана дать объяснение тому, как распределяется все живое по лику Земли. Но в наше время одной констатацией фактов уже не обойдешься — тут сразу возникает множество вопросов. И требуется уже давать объяснение тому, как устроены и работают высокогорные, лесные, степные — все, какие есть на свете, — сообщества растений и животных, или, по-современному, экосистемы, и как объединяются они в гигантскую планетарную экосистему — биосферу. Наконец, вопрос вопросов: как сказывается на экосистемах Земли деятельность человека, по своему значению уже вставшая в один ряд с геологическимифакторами.

Когда Николай Николаевич и Петр Петрович, умудренные опытом, вновь вернулись в Москву, родился их творческий союз, и ему стал уже по силам планетарный масштаб: первая их совместная книга называется «Биогеография материков». Но это только начало, присказка, сказка будет впереди — у них вовсю идет работа над второй книгой в том же направлении. И все, что ожидает нас в этой поездке, — драгоценный для нее материал.

Дорога вела нас в национальный парк Вирунга — один из парков Заира и старейший парк Африканского континента. Он был основан в 1925 году, в большой мере усилиями Карла Экли, могила которого находится у подножия Микено.

Всю свою жизнь Экли посвятил изучению крупных африканских животных, особенно тех, которым угрожает истребление. Это был человек редкого мужества. Во время третьей своей экспедиции в Африку, а всего их было пять, он чудом только остался в живых: слон, неслышно подкравшийся сзади, уложил его между двумя бивнями, с размаху вонзив их в землю. По счастливой случайности, он только задел зоолога хоботом, искалечил лицо и поломал ребра. Через несколько месяцев Экли снова был на ногах, сохранив, несмотря ни на что, наилучшее мнение о слонах, которых считал самыми интересными животными и величайшим, как он говорил, очарованием Африки. Умер он в своем любимом лагере на склоне Микено через год после того, как парк Вирунга был наконец открыт.