Тайны жизненной энергии

Предания о «сыновьях из хороших семейств», променявших богатство и роскошь на жизнь нищего подвижника, и более конкретно — история Будды, бежавшего с трона магараджи, всегда находит благоговейных и неподдельно восхищенных слушателей. Но такие истории о делах давно минувших дней кажутся им сказаниями о мире ином, не имеющем ни малейшего отношения к миру, в котором живут их высокочтимые пышные ламы.

Управление большим монастырем так же сложно, как и администрирование большого города. Помимо заселяющей обитель многотысячной монашеской братии, монастырь распространяет свое покровительство на полчища арендаторов-полуарабов, но зато он властен творить над ними суд и расправу. На избираемых монастырским советом чиновников возложено вершение всех мирских дел. Они справляются с ними с помощью штата конторщиков и небольшого отряда полицейских.

Об этих стражах порядка — добдобах — следует сказать несколько слов особо. Их вербуют среди неграмотных, наглых силачей с умственными способностями солдафонов, попавших в монастырь по воле родителей еще мальчишками, между тем как самым подходящим местом для них была бы казарма.

Отважные бессознательной звериной отвагой, эти хвастливые бездельники — средневековые головорезы — вечно затевают склоки или какие-нибудь скверные проделки. Их форменным самовольно присвоенным мундиром можно считать обильно покрывающую их грязь. Эти доблестные витязи никогда не моются: по их мнению, чистых храбрецов не бывает, и грязь — отличительный признак героев.

Им этого мало: они натирают себе тело жирной сажей, налипающей на дно кастрюль, до тех пор пока не превратятся в настоящих негров. Добдоб часто разгуливает в лохмотьях, но это результат собственных его ухищрений: он сам кромсает монашеское одеяние, стремясь придать еще больше свирепости своему и без того ужасному облику. Когда ему приходится надевать новое платье, он прежде всего стремится получше его запачкать — этого требует традиция. Как бы дорого ни стоила ткань одежды, добдоб разминает в своих грязных руках масло и намазывает его густым слоем на обновку. Высшая степень элегантности для этих джентльменов, когда их платье и тога регулярно, со знанием дела, пропитываются жиром и принимают темный бархатистый налет и стоят торчком, не сгибаясь, как железные доспехи.

«Под общим названием «лунг-гом» тибетцы объединяют многочисленные упражнения, преследующие различные цели: одни — духовные достижения, другие — физические. Упражнения эти комбинируют концентрацию мысли с разнообразной дыхательной гимнастикой. Но название лунг-гом применяется преимущественно для обозначения особого вида полудуховной-полуфизической тренировки, развивавшей сверхнормальную скорость и легкость движений. Звания лунг-гом-па удостаивается атлет, способный пробегать с необыкновенной быстротой большие дистанции, нигде не отдыхая и ничем не подкрепляясь в пути.

Следует отметить — для подвигов лунг-гом-па нужна скорее необычайная выносливость, чем быстрота хода в течение определенного отрезка времени. Задача состоит не в пробеге с максимальной скоростью дистанции в 12–15 км, как в наптих спортивных состязаниях, но, как уже говорилось, в безостановочных переходах в несколько сот километров ровным, необычайно быстрым шагом.

Моя первая встреча с лунг-гом-па произошла в пустыне трав на севере Тибета. На склоне дня мы медленно ехали по обширному плато. Вдруг далеко впереди я заметила крошечное черное пятнышко, при рассмотрении в бинокль оказавшееся человеком.

Продолжая смотреть в бинокль, я заметила, что человек передвигался удивительно быстро и какой-то очень странной поступью. Я передала бинокль слугам. Один из них посмотрел в него в течение нескольких минут и пробормотал: «Лама лунг-гом-па чиг да» (по-видимому, это лама лунг-гом-па)!

Человек приближался и становился все заметнее — так быстро он шел. Мне хотелось рассмотреть его поближе, поговорить с ним, расспросить и даже сфотографировать… Но стоило мне только об этом заикнуться, как слуга, первый узнавший в путнике лунг-гом-па, воскликнул:

— Почтенная госпожа, вы не остановите ламу и не заговорите с ним! Ведь он умер бы от этого. Этим ламам нельзя прерывать медитацию во время ходьбы. Если лама перестанет повторять магические формулы, вселившееся в него божество ускользает и, выходя раньше положенного срока, так сильно сотрясает тело ламы, что убивает его.

Предостережением, выраженным в подобной форме, пренебрегать не следовало, хотя по содержанию оно и казалось абсурдным. Из того, что мне было известно о явлении лунг-гом, я могла предположить, что человек этот шел в состоянии транса. Значит, вполне вероятно, если внезапно и насильственно вывести его из этого своеобразного состояния, он, хотя и не умрет, но испытает мучительный нервный шок. В какой степени это потрясение окажется опасным для его жизни — мне было неизвестно. Я не хотела делать ламу объектом эксперимента, может быть, жестокого, поскольку последствий я не могла предугадать.

Путешественник подошел к нам совсем близко. Уже можно было отчетливо различить его бесстрастное лицо с широко раскрытыми глазами, устремленными ввысь на какую-то точку в пространстве. Нельзя было сказать, что лама бежал: казалось, будто при каждом шаге он взмывал в воздух и двигался скачками, как упругий мяч. На нем было обычное монашеское облачение и тога — и то и другое порядком потрепанное.

Левой рукой, наполовину скрытой тканью одёжды, лама держался за складки тоги, в правой был зажат ритуальный кинжал. Монах на ходу слегка заносил вперед правую руку с кинжалом, ритмически соизмеряя шаг, и казалось, будто он острием высоко поднятого ножа на самом деле касался земли и опирался на кинжал, как на тросточку.

Слуги сошли с лошадей, и, когда лама проходил мимо, распростерлись на земле лицом вниз. Но он не остановился и, очевидно, совсем нас не заметил».

Вот что А. Дэви-Нил сообщает о методике этой необычной динамической медитации: «Идущий должен хранить молчание, ни о чем не думать и не смотреть по сторонам. Он должен устремить свой взгляд на какой-нибудь один отдаленный предмет и не отвлекаться от него ни в коем случае, что бы ни случилось.

В состоянии транса нормальное сознание в значительной степени отключается, но все же остается достаточно активным, чтобы преодолевать встречающиеся на пути препятствия и сохранять направление движения к цели. Впрочем, и то и другое происходит механически, не пробуждая никаких процессов мышления в пребывающем в трансе субъекте.