Кассия Сен-Клер - Тайная жизнь цвета [litres]

Он объяснял суду, что специализировался на Вермеере из-за того, что в наследии этого художника имелся огромный пробел – большинство его известных полотен относились к позднему периоду, когда тот был уже глубоким стариком, а его стиль очень сильно отличался от «молодого Вермеера». Зная, что историки искусств отчаянно ищут подтверждение теории о том, что на стиль Вермеера в молодости огромное влияние оказала итальянская живопись, для одной из своих первых (и одной из лучших) подделок – «Христос и паломники в Эммаусе» – ван Мегерен избрал композицию Караваджо. Кроме того, он тщательно подходил к техническим деталям. Вместо традиционного льняного масла он в качестве растворителя использовал бакелит (фенолформальдегидную смолу), затвердевающий при нагревании.

Это позволяло ему обходить стандартные рентгеновские тесты и проверки растворителями. Он писал на старых холстах, сохранивших аутентичные кракелюры (сеть тонких трещин, покрывающих поверхность картины) [458], и использовал только те краски, которые существовали в XVII веке [459], – во всех случаях, кроме одного. Промашку он допустил с оттенком, который, как выяснилось при более тщательном исследовании, содержал пигмент, созданный только через 130 лет после смерти Вермеера, – кобальт синий [460].

Нет ничего удивительного в том, что ван Мегерен допустил такую промашку. В конце концов, синий кобальт создавался именно как искусственный заменитель ультрамарина [461]. Французский химик Луи-Жак Тенар решил, что ключ к истинному синему – в кобальте, который использовали для подглазурной росписи в знаменитом севрском фарфоре. Тот же кобальт использовался и в небесно-голубого цвета плитке, которой выложены купола персидских мечетей. Кобальт присутствует и в знаменитом ирисового цвета стекле средневековых витражей в Шартре и Сен-Дени в Париже, а также в дешевой цветной смальте. В 1802 году Тенар совершил свое открытие: смесь арсената или фосфата кобальта с глиноземом при прокаливании давала чистый, насыщенный синий [462]. Химик и колорист Джордж Филд в 1835 году описывал его как «современный, усовершенствованный синий…» [463].

Присутствие кобальта синего вывело ван Мегерена на чистую воду окончательно, и его картины без лишнего шума перекочевали в запасники музеев. В ноябре 1947 года, через два года после ареста, он был наконец признан виновным в изготовлении подделок [464]. Его приговорили к году тюрьмы, но всего через месяц он умер – некоторые говорили, что от разбитого сердца.

В 1882 году Британский музей приобрел объект, суть которого специалисты смогли осознать лишь 11 десятилетий спустя. Артефакт представлял собой небольшую глиняную табличку площадью примерно в 7 кв. см и толщиной в 2 см. Табличка из Вавилона была покрыта мелкой клинописью и относилась к промежутку между 600 и 500 годами до н. э. В начале 90-х годов XX века ученые наконец смогли ее перевести и обнаружили перечень инструкций по окраске шерстяной одежды в темно-синий цвет, занесенный на сырую еще глину пару тысяч лет назад. Название пигмента не упоминалось, но само описание процесса, упоминавшее неоднократное погружение ткани в краситель, подсказывало, что речь идет об индиго.

Долгое время считалось, что и семена индигоносов, и знания о том, как превращать их в краситель цвета ночного неба, принесли на Запад ветры коммерции – из Индии через Ближний Восток и Северную Африку. На такую версию наталкивает и этимология названия: греческое индикон означает «из Индии». Сегодня, однако, ее поставили под сомнение. Похоже, что в разных странах и в разное время разные люди освоили этот процесс независимо друг от друга. Растений-индигоносов очень много – вайда ( см. здесь), например, – но самым популярным из них считается индигофера красильная – Indigofera tinctoria [465]. Хотя на вид она не очень-то презентабельна [466].

Несмотря на то что I. tinctoria , в отличие от вайды, азотофиксатор и поэтому благотворно влияет на почву, она отличается капризным характером и требует тщательного ухода [467]. Крестьянам Центральной и Южной Америки, разводящим индигоферу, приходилось сталкиваться не только с обычным набором трудностей вроде колебаний цен, неожиданных ливней или кораблекрушений, но и с катастрофами библейского масштаба: землетрясениями, нашествиями гусениц и саранчи [468]. Даже после сбора урожая бедные, перенервничавшие крестьяне не могли спать спокойно.

И сегодня при всех достижениях химии и инженерии в нашем распоряжении процесс получения красителя из листьев индигоносов весьма утомителен. Традиционная же технология была очень трудоемкой. Прежде всего, листву ферментировали в щелочном растворе. Затем жидкость сливали и энергично взбивали, насыщая воздухом. Появлявшийся в процессе синий осадок собирали и высушивали, формируя из него брикеты или бруски для продажи [469].

Но результат стоил затраченных усилий. Не говоря уже о прекрасной расцветке – индиго великолепно старится, что подтвердит любой поклонник денима, достойный своего японского селвиджа [470]. Индиго – самый стойкий краситель натурального происхождения. Когда его используют в комбинации с другими пигментами для того, чтобы получить другие цвета – зеленый или черный, например, – индиго все равно остается «в одиночестве» после того, как выцветут остальные компоненты. Это явление распространено настолько широко, что сегодня листву, приобретающую на гобеленах эпохи Ренессанса небесный цвет, называют пораженной «болезнью синевы» [471]. В отличие от многих других пигментов индиго не нуждается в морилке для того, чтобы пропитывать ткань. Если относительно слабый индиговый пигмент, добываемый из вайды, способен окрашивать хорошо впитывающие шерстяные ткани, пигменты из других индигоносов могут быть десятикратно сильнее, чего с лихвой хватает для окраски шелка, хлопка, льна и даже парусины [472]. Ткань, погруженная в резервуар с красителем цвета шартрез, изменяет цвет после контакта с воздухом: поначалу желтовато-зеленый, он становится цвета морской волны и, наконец, превращается в глубокий, спокойный синий.

В цвет индиго «окрашены» похоронные обряды многих народов мира – от Перу до Индонезии, от Мали до Палестины. В Древнем Египте тонкие полоски синей ткани начали вплетать в льняные убранства мумий примерно с 2400 года до н. э.; одно из тронных облачений, обнаруженных в посмертном гардеробе в гробнице Тутанхамона, правившего приблизительно в 333–1323 годах до н. э., было почти целиком индиговым [473]. Проник этот пигмент и в иные сферы.

Юношам-туарегам в Северной Африке во время обряда инициации – перехода во взрослость – вручают особые головные уборы-шарфы тагельмусты , окрашенные в цвет индиго. Наиболее авторитетные члены племени носят самые яркие оттенки индиго; для получения столь славного и благородного цвета ткань окрашивают и отбивают несколько раз [474].