Нил Тайсон - Письма астрофизика [litres]

Это облако пыли было темнее и гуще и распространялось быстрее первого. Когда оно достигло моей квартиры через пятнадцать секунд после обрушения, небо потемнело, как ночью, а видимость составляла не более сантиметра. Дышать в квартире становилось все тяжелее, но наше состояние было стабильным.

На этом этапе у меня не осталось надежды, что выжил хоть кто-то из сотрудников спасательных служб, прибывших к месту происшествия.

Уже довольно тревожно, но затем…

7) Облако снова улеглось, оставив на этот раз слой пыли за окном толщиной около трех дюймов. Новое темное облако дыма теперь заняло область, где некогда стояли две 110-этажные башни. Но это облако уже бы не улеглось. Это был дым от пожаров на уровне земли. В это время дышать в квартире становилось все тяжелее, и было ясно, что нам следует эвакуироваться, особенно учитывая, что имелась вероятность подземных утечек газа. Я наполнил свой самый большой рюкзак предметами, которые помогли бы выжить, посадил сына в самую маневренную прогулочную коляску и вышел из дома вместе с няней, которая пошла пешком через Бруклинский мост к себе домой.

Я отправился туда, где находилась моя дочь, это было с наветренной стороны относительно всего мусора, в тихой улочке. Она была в бодром настроении, но явно растревожена. У меня есть ее рисунок мелками, который она нарисовала, пока ждала меня: на нем изображены башни-близнецы с идущими из них дымом и огнем, как может нарисовать пятилетний ребенок. «Папочка, как ты думаешь, почему пилот направил свой самолет на Всемирный торговый центр?» «Папочка, я бы хотела, чтобы все это был просто сон». «Папочка, если мы не сможем вернуться сегодня домой из-за этого дыма, с моими плюшевыми зверями ничего не случится?»

Уже довольно тревожно, но затем…

8) На уютном диване в офисе, где находилась моя дочь, с сыном в одной руке и с дочерью – в другой я осознаю, что общая вместимость каждой из башен ВТЦ составляла около 10 000 человек. Исходя из того, чему я был свидетелем, у меня нет оснований полагать, что кто-то из них выжил. На самом деле, я не удивился бы, если бы число погибших достигло 25 000–30 000 человек. Под башнями располагался целый мир на шести подземных уровнях, где были десятки платформ метро плюс около сотни магазинов и ресторанов. Башни просто обрушились в эту дыру – достаточно большую, чтобы вместить в себя еще и Всемирный финансовый центр, расположенный по другую сторону Вест-Сайд-хайвей от Всемирного торгового центра.

Уже довольно тревожно, но затем…

9) Я осознаю, что если число жертв так велико, как я подозреваю, то это происшествие куда страшнее Перл-Харбора, где погибли несколько тысяч человек. Это куда более впечатляющая трагедия, чем «Титаник», катастрофа на дирижабле «Гинденбург», взрыв в Оклахома-Сити, бомбы в автомобилях и угоны самолетов. Число жертв всего за четыре часа составит почти половину американцев, погибших за всю войну во Вьетнаме.

К четырем часам я связался с женой, встретился с ней к северу от парка Юнион-сквер, после чего мы прошагали еще милю на север, до Центрального вокзала, чтобы отправиться в Уэстчестер, к северу от Нью-Йорка.

После вчерашнего дня я никогда не буду прежним, я не могу еще сказать, в чем это будет выражаться. Я полагаю, что мое поколение присоединится к рядам тех, кто прошел сквозь невыразимый ужас и остался в живых для того, чтобы рассказать об этом. Каким я был наивным, когда полагал, что нынешний мир принципиально отличается от мира наших предков, чьи жизни изменились после того, как они стали свидетелями самых жестоких военных действий XX века.

Мира вам всем.

Нил Деграсс Тайсон

Гастингс-на-Гудзоне, штат Нью-Йорк

Самое худшее время, самое лучшее время [34]

11 декабря 2001 г., 10:00

Дорогие родственники, друзья и коллеги,

теперь, через три месяца после двойной атаки самолетов Боинг-767 на Всемирный торговый центр, моя семья физически здорова и эмоционально стабильна. Ниже приведены подробные актуальные сведения, но для их передачи мне понадобилось 1700 слов. Пожалуйста, простите меня за такую длину. Это отчасти сообщение, отчасти катарсис.

Стать очевидцем события, которое попало на первые полосы газет всего мира и ввергло страну в войну, – это тяжелая ноша. Моя семья провела в Уэстчестере двенадцать дней в качестве беженцев из Нижнего Манхэттена. В каждый из первых десяти дней я спал по четырнадцать часов, что в два с половиной раза больше, чем время моего среднего ночного сна. В следующие несколько дней я провел большую часть своих прогулок в своего рода ступоре. В следующие два месяца звуки сирены (которые для городского жителя являются обычным звуковым фоном) просто щекотали мне нервы; после того, как на протяжении двух часов я был прямо-таки погружен в вой сирен спасательных служб – до обрушения южной башни, когда все погрузилось в напряженную тишину.

В те же два месяца один вид Южной Парк-авеню (путь, по которому я шел, толкая коляску с сыном и держа на руках дочь) вызывал у меня подергивание мышц при молчаливом непроизвольном воспоминании о том, сколько энергии я потратил на пути к Центральному вокзалу, чтобы уехать на север, в тихий дом моих родителей в Уэстчестере.

Я не начал бояться самолетов. Я пишу эти строки, сидя в «Боинге-767» на пути в Лос-Анджелес. Но я не могу удержать свой мозг от размышлений: какая самая большая часть этого самолета могла бы врезаться во Всемирный торговый центр, взорваться с другой стороны и остаться целой? Шасси самолета? Аккумулятор моего компьютера? Пряжка на моем ремне? Мое обручальное кольцо? Как быстро я бы умер? За одну секунду? За десятую долю секунды? Как член университетской команды по борьбе в весовой категории 190 фунтов (86 кг) и боец-любитель скольких террористов я смог бы уложить на землю?

Исходя из того, что я прочел, я полагаю, что все это – симптомы такой формы невроза военного времени, которые ослабевают лишь постепенно. После 11 сентября я изменился в нескольких отношениях. Мой эмоциональный разум как-то отделился от рационального. Некогда они были взаимосвязаны, при этом между ними сохранялся баланс, но мои эмоции никогда не мешали принятию решений, которые требовали рационального рассуждения. На какое-то время я утратил контроль над эмоциями. Меня иррационально раздражал бесконечный поток туристов с фотоаппаратами на шеях, проходящих у меня под окнами и спрашивавших местных жителей: «Как пройти к Граунд-Зиро?» Произнося эти слова, они прикрывают рот, не желая вдыхать дымный воздух, которым я вынужден дышать изо дня в день. Хотя лабиринт улиц в первую очередь ассоциируется с финансами и бизнесом, в Нижнем Манхэттене проживают пятьдесят тысяч человек. Я не был одинок в своих чувствах.