Тим Харфорд - 50 изобретений

Экономические затраты вследствие неспособности внедрить надлежащую канализацию многочисленны и разнообразны: от лечения кишечных заболеваний до упущенных прибылей от заботящихся о гигиене туристов. В рамках Economics of Sanitation Initiative Всемирного банка попытались прикинуть общую цену. В разных африканских странах, например, отсутствие надлежащей канализации сокращает ВВП на 1–2 процента, в Индии и Бангладеш — более чем на 6 процентов, а в Камбодже — на 7 процентов [629]. Затраты быстро складываются. Страны, которые нашли должное применение S-образному изгибу Камминга, теперь намного богаче.

Трудность состоит в том, что общественную канализацию рынок обеспечивает не всегда. Оборудование туалета стоит денег, а испражняться на улице можно бесплатно. Если я поставлю унитаз, все затраты понесу я один, а пользу от чистых улиц почувствуют все. На экономическом жаргоне это называют положительным внешним эффектом, и товары, которые его производят, обычно покупают реже, чем хотелось бы обществу.

Самый вопиющий пример — «летающий туалет», популярный в знаменитых трущобах Киберы, поселения рядом с кенийской столицей Найроби. Работает эта система следующим образом. Человек посреди ночи справляет нужду в целлофановый пакет, затем раскручивает его над головой и швыряет как можно дальше. Если заменить «летающий туалет» унитазом со смывом, владелец устройства получит удобство, но можно поручиться, что покупку оценят и соседи [630].

В этом отношении такое приобретение отличается, скажем, от мобильного телефона, у которого положительных внешних эффектов не так много. Конечно, если я куплю телефон, соседям с телефонами будет легче со мной связаться, и это для них удобно. Но если бы у них был выбор, они наверняка предпочли бы, чтобы я вместо покупки телефона перестал кидаться калом. Между тем б о льшая часть преимуществ от обладания телефоном достается мне. Представим, что я решаю, потратить деньги на телефон или отложить их на обустройство туалета. Если альтруистически сложить свою и соседскую пользу, можно решиться на туалет. Если эгоистично преследовать только собственную выгоду, выбор может пасть на телефон. Отчасти поэтому S-образная труба существует в десять раз дольше мобильных телефонов, но обладателей телефонов при этом намного больше, чем владельцев унитазов со сливом [631].

В Кибере попытки победить «летающий туалет» сосредоточились вокруг ситуативного решения — установки общественных уборных и распространения специальных пакетов, которые можно наполнить, собрать и пустить на компост [632].

Для современной канализации, конечно, одних ватерклозетов мало. Полезно подключить их к системе, а ее создание — это крупное финансовое и логистическое предприятие. Когда Базалгетт наконец получил деньги на сооружение лондонской канализации, прошло десять лет и было поднято два с половиной миллиона кубометров грунта [633]. Такой проект, вследствие неочевидности внешнего эффекта, может показаться непривлекательным частным инвесторам, поэтому он обычно требует решительности политиков, готовности налогоплательщиков и эффективных городских властей. Все это встречается нечасто. В Индии, например, согласно последней переписи 5161 город. Сколько из них успешно построило хотя бы частичную канализационную сеть? Менее 6 процентов [634].

Лондонские законодатели тоже тянули с решением, но, взявшись наконец за дело, на месте не топтались. Для того чтобы провести необходимые для воплощения плана Базалгетта законы, потребовалось всего восемнадцать дней. Как мы уже убедились на примере упрощения грузоперевозок в США, реформирования реестров собственности в Перу и предотвращения дестабилизации экономики банками, политиков нелегко заставить действовать быстро и мудро. Как же объяснить такое примечательное рвение?

Все дело в географии. Парламент расположен рядом с Темзой. Чиновники пытались оградить законодателей от Великой вони, пропитывая занавески в здании хлорной известью, чтобы скрыть запах. Но все было тщетно, и политики просто не смогли больше это терпеть. Times с ноткой мрачного удовлетворения описывала, как члены парламента выходили из расположенной в здании библиотеки и «каждый джентльмен прикрывал нос платочком» [635]. Если бы только сосредоточить политиков на деле всегда удавалось так легко!

Почти семьсот пятьдесят лет назад молодой венецианский купец Марко Поло обнародовал примечательную хронику своего путешествия в Китай. Она называлась «Книга чудес света» и рассказывала о странных иноземных обычаях, которые, по утверждению автора, он наблюдал. Марко обнаружил там и такое необычайное явление, что едва мог сдерживаться от восторга. «Как ни рассказывай, — писал он, — вы так до конца и не поверите, что я в здравом уме и говорю правду». Что же вызвало у Марко Поло в такое возбуждение? Одним из первых европейцев он столкнулся с изобретением, которое стало основой современной экономики, — с бумажными деньгами.

Конечно, смысл не в самой бумаге: современные банкноты делают не из нее, а из хлопковых волокон на гибкой пластиковой сети. Китайские деньги, восхитившие Марко Поло, тоже были небумажными. Их делали из черного листа, получаемого из коры тутового дерева, снабжали подписями многочисленных чиновников и печатью из ярко-красной киновари; заверял деньги сам Чингисхан, император Китая. Называлась глава книги Марко Поло, описывающая это чудо, несколько длинно: «Как великий хан делает кору деревьев, превращенную в некое подобие бумаги, деньгами по всей своей стране».

Из чего бы ни делались банкноты, их ценность не вытекает из стоимости самого материала, как в случае золотых и серебряных монет, — в этом весь смысл. Ценность обеспечивается исключительно авторитетом государства. Бумажные деньги иногда называют фиатными (от лат. fiat — «да будет так»). Великий хан объявляет, что официально проштампованная тутовая кора — это деньги, и да будет так. Это деньги.

Гениальность системы изумила Марко Поло. Он объяснял, что бумажные деньги ходят так, как будто это и есть золото или серебро. А где же тогда золото, не находящееся в обращении? Император держит его под надежным замком.

Когда Марко Поло услышал о тутовых деньгах, они уже давно не были новинкой. Их ввели за триста лет до этого, примерно в 1000 году нашей эры, в китайском Сычуане — регионе, который сегодня славится огненно-острой кухней. Сычуань — приграничная провинция, соприкасающаяся с иностранными, иногда враждебными государствами. Властители Китая не хотели, чтобы ценные золотые и серебряные монеты уходили в чужие земли, поэтому приказали использовать там железные монеты [636].