Степан Жихарев - Записки современника

Так вот из какого соколиного гнезда вылетела данковская наша ворона! Поди рассказывай: никто не поверит !

14 марта, четверг.

Если наш Матвей Дмитриевич Дубинин может назваться типом старинных канцелярских чиновников, то Семен Тихонович Овчинников, действительный статский советник, служащий советником в экспедиции для ревизии счетов,—настоящий прототип прежних чиновников высшего разряда, которые, при неуклонном исполнении служебных своих обязанностей и безусловном уважении к своей должности, любили иногда повеселиться и погулять с приятелями и всему находили свое время. Семен Семенович Филатьев, тоже действительный статский советник и переводчик Лукановой «Фарса-лии», над которою трудится третий год, 1непременно настоял, чтоб я шел вместе с ним обедать к приятелю его Семену Тихоновичу. «Да помилуйте, я с ним вовсе не знаком: как же я пойду к нему обедать?». — «Нужды нет, любезнейший друг, —отвечал Филатьев, — уж если пойдете к нему со мною, так это все равно, что ко мне, и он будет так рад, как вы себе не воображаете». Делать было нечего, я согласился и вот мы отправились пешком от Торгового моста, где живет Филатьев, в Грязную улицу, в которой, на собственном пепелище, живет Семен Тихонович. Входим: в передней встретили нас два плохо одетые мальчика лет по двенадцати, с румяными личиками и веселыми физиономиями; в столовой ожидал сам хозяин, занимаясь установкою графинчиков с разными водками и нескольких тарелок с различною закускою. В углу, на креслах, сидел уже один гость, довольно тучный барин с отвислым подбородком и с крестиком в петлице, и гладил жирного кота, мурлыкавшего на окошке. Поставленный в средине комнаты стол накрыт был напять приборов. Завидя Филатьева, Семен Тихонович бросился обнимать его с изъявлением живейшей радости: «Вот одолжил, старый приятель! вот подлинно одолжил, пожаловал в самую пору: щи не простынут. Все ли благополучно в Пекине?». 51 51 Старик С. С. Филатьев, отлично добрый, честный и ргравствениый человек, говорил о Китае с знаками величайшего уважения и все китайское н.^р,-дил безусловно превосходным. 2 Позднейшее примечание. 27 С. П. Жихарев j При этом вопросе он захохотал. Филатьев рекомендовал меня как своего приятеля и назвал по имени. «Ба, ба, ба! — вскричал Семен Тихонович и залился опять таким смехом, что мне и самому смешно стало. — Да я чуть ли не был и с батюшкою-то вашим знаком в то время, как он служил

здесь, в Петербурге». — «Это был мой дядя», — отвечал я. «Дядюшка ваш? Ха, ха, ха! Все-таки родственник же. Давно живем, сударик; знакомых было много: больше половины отправились в Елисейские. Ха, ха, ха!». Филатьев спросил его, не ожидает ли он еще кого-нибудь, что стол накрыт на пять приборов. «Никого, сердечный, — подхватил Овчинников. — Вишь так накрыть догадалась Марфа; говорит: может быть, кто-нибудь завернет и еще, так не стать же перекрывать стол. Умница, спасибо ей, право умница! Ха, ха, ха! . . Гей! Марфа! готовы ли щи? упрела ли каша?». — «Готово, родимый, готово; извольте закусывать да и садиться за стол, — раздался из кухни громкий голос Марфы, — сейчас принесу». И вот Семен Тихонович предложил приступить к закуске. «Милости просим, водочки, какой кому угодно: все самодельщина, ха, ха, ха; ведь мы люди холостые, только о себе думаем, ха, ха, ха! Что ж будешь делать: жениться опоздал, мать Экспедиция не приказала, ха, ха, ха! Семен Семеныч, Иван Васильич, 52 52 Статский советник Миронович, товарищ по службе Овчинникова. Позднейшее примечание. вот зорная, эта налганная, желудочная; а вот и родной травничок, такой, бестия, забористый, что выпьешь рюмку, другой захочется. Ха, ха, ха! А юношу-то чем просить? Чай, он крепости не любит? Ха, ха, ха. . .». — «Да и до слабостей не охотник, Семен Тихоныч, — сказал я, — выпью, что хозяин укажет, и от крепкого изыдет сладкое». — «Ах, ты, разумник мой! вот одолжил, право одолжил! Ха, ха, ха! Милости просим: икорка знатная, да и семушка-то — деликатес!».

Семену Тихоновичу лет за шестьдесят. Он сед как лунь, велик ростом, несколько сутуловат, говорит голосом не по росту — тонким я пронзительным; лицо его'добродушно, физиономия светла и обращение бесцеременио. Можно поручиться, что он целый век свой живет в мире с своею совестью, в ладах с людьми и ни разу не ссорился с жизнью.

Но вот толстая Марфа с веселым видом поставила на стол миску щей и принесла горшок с кашею. Мы сели за стол и не положили охулки на руку: все было изготовлено вкусно: щи.с завитками, каша

с рублеными яйцами и мозгами — словом, объядеыье. За этими блюдами последовали: огромный разварной лещ с приправою из разных кореньев и хреном, сосиски с крупным зеленым горохом, часть необыкновенно нежной и сочной жареной телятины с огурцами и, наконец, круглый решетчатый с вареньем пирог вместо десерта. После каждого блюда Семен Тихонович подливал нам то мадеры, то пива, а после жаркого раскупорил сам бутылку прекрасной шипучей смородиновки собственного изделия. Служившие за столом общипанные мальчики не были им забыты: от всякого кушанья откладывал он бесенятам своим, как называл он их, обильные подачки, и даже кот на свой пай получил порядочную порцию телятины; все это делал он, пересыпая разными прибаутками ш продолжая хохотать от души.

Не успели отобедать, как толстая Марфа явилась с несколькими бутылками разных наливок и поставила их перед хозяином. «Мы ведь не французы, — сказал Семен Тихонович, осматривая бутылки, — чортова напитка — кофию не пьем, а вот милости просим отведать наших домашних наливочек, кому какая по вкусу придется; хороши, право хороши, язык проглотишь ; есть и кудрявая, сиречь рябиновочка, есть и малиновка, да такая, что от рюмки сам сделаешься малиновым. Ха, ха, ха! А вот вишневочка: уж такая вышла, из собственных своих вишенек, что любо-дорого; была и клубничная, да, признаться, всю выпили; у нас не застоится. Ха, ха, ха!». Тут он подозвал стоявших у дверей мальчишек, которые от избытка употребленного продовольствия пыхтели, как тюлени, вытащенные из воды на берег, и приказал им, «на потеху гостей», петь песни. Мальчики повиновались и запищали:

Нас рано мати будила И говорила:

Ну теперь, дети,

Пора ветавати.

«А каковы мои певчие?», — говорил Семен Тихонович, помирая со смеху. Веселость его так была увлекательна, что мы, несмотря на пошлость возбудившей ее причины, сами хохотали до слез.

На обратном пути Филатьев рассказывал, что Семен Тихонович с самой ранней молодости своей отличался трудолюбием, точностью в исполнении делаемых ему поручений и примерною честностью, что он достиг настоящего чина и получил владимирский крест за 35-летнюю службу, служа 1в одном и том же ведомстве и по одной части; и теперь находится на вершине своих желаний, получив полный пенсион и занимая хотя незначительное, но покойное место с :порядочным жалованьем. Он совершенно счастлив, имея досуг заниматься маленьким своим хозяйством и ежедневно, по выходе Из экспедиции, пировать у себя или у своих приятелей, не заботясь об изготовлении бумаг к следующему утру. «Так окончили службу большею частью все мои современники-сослуживцы, любезнейший друг, — сказал мне Филатьев, — так, благодаря бога, кончил ее и я. Кто был смолоду ограничен в своих желаниях, по службе не залезал вперед и, не считая себя непризнанным гением, прилежно и честно трудился в своей сфере, тот может быть уверен, что проведет остаток дней своих весело и покойно, и даже, подобно Семену Тихоновичу, в некотором довольстве».